Конкурс за звание лучшего автора и рассказа сайта (осень-зима, 2016). Набор.

Пощечина
Припадая на ногу, Клещ выбрался, наконец, на берег. Преследователя не было видно, но это совсем не означало, что его больше нет. Камыш, густо опоясывающий болото, шуршал, и звук не был похож на тот, что издают заросли этого растения на ветру. Противник явно его настигает. Только шуршание раздавалось сразу со всех сторон. Болота не безжизненны и мелкие твари, испуганные перестрелкой, спешили спрятаться подальше, из-за чего определить хотя бы примерное местоположение преследователя было невозможно.
Спасительный лес темнел метрах в ста, но добраться до него быстро с простреленной ногой – нереально. Всё равно противник будет на берегу раньше. Стиснув зубы, Клещ опустился на землю. Можно было бы, и прыгать, но тогда преследователь станет стрелять, не выходя из камышей. Значит, двигаться только лёжа. Ползти туда, к лесу. Не для того, чтобы укрыться за деревьями, а чтобы расширить обзор. Увидеть преследователя первым – единственный шанс. Особенно если учесть, что в магазине всего пять патронов.
- Дурак, - в который раз процедил он сквозь зубы.
А как ещё назвать себя? Час назад, стоял на камне и расстреливал боезапас по небольшой стае слепых псов. Причём до этого, мутанты мирно резвились на поляне, не обращая на проходившего чуть в стороне сталкера никакого внимания. Взыграло мальчишество, да близость относительно безопасного Кордона дала о себе знать, вот и полез на камень. Пострелять захотелось. Забыл закон сталкерской подлости: «Всегда не хватает патрона потраченного впустую». Ну, перестрелял слепых псов, дальше-то что? А то. Увидел на болоте двух сталкеров у костерка. И одеты были обычно, ничем не примечательно, и на приближающегося к ним Клеща смотрели, не сказать, чтобы равнодушно, но и без всякой такой подозрительности. Да как всегда, при встрече в Зоне на незнакомца смотрят. Вот только шестое чувство сработало. Уже почти подошёл, когда кольнуло: «Не те они. Ой, не те. Может быть и сталкеры, но из той породы, что своего собрата без зазрения совести и малейших колебаний в болоте утопят, ради хабара». А как кольнуло, ждать не стал, сразу в сторону с тропинки в воду кинулся. Немного времени не хватило, чтобы до островка добраться и хорошую позицию занять. Затрещали автоматы, пули вокруг ложиться стали. Одна из них рукав куртки рванула. В том самом месте, где карман плечевой. Булькнул ПДА на прощание и ушёл на дно. Связи нет, датчика движений нет, патронов - последний магазин и два стервятника нагоняют. Такой вот расклад получился.
Прежде чем с островка снова в воду кинуться, Клещ немного пострелял. Удачно причём. Удалось ему от одного избавиться. Насмерть или нет, неизвестно. Только взмахнул руками парнишка бритый, в куртке штормовой, в воду упал и забарахтался. Зато второй в это время приноровился, ударил очередью, прицельно. Несколько пуль мимо просвистели, одна по бронежилету вскользь чиркнула, а ещё одна точно в ногу левую попала. Клещ её выставил, когда с колена стрелял. Онемела сразу, а в голове, будто граната взорвалась. Пелена чёрная на глаза упала. Охнул сталкер и, не глядя, очередью длинной, да веером, по болоту. Попасть не надеялся, конечно, но хоть секунду передышки ему надо было. Подействовало, спрятался стервятник за плавающую корягу и, тоже не глядя, автомат выставил, да в его сторону выстрелил несколько раз одиночными. А Клещ уже полз к воде, на ходу из разгрузки аптечку вынимая. За три года в Зоне только радиозащитные вещества принимал, но вот и время для промедола пришло. Вытащил шприц-тюбик, аптечку бросил, не до неё, колпачок белый скрутил и иглу в бедро. Прямо через брюки. Пальцами на пузырёк надавил - лекарство впрыснул. Ребята говорили, что действует почти сразу, так и получилось. Боль утихла, даже нога немного работать стала. К счастью стервятник только мышцу прострелил, кость целой осталась.
А потом Клещ плыл, иногда приостанавливаясь и стреляя в преследователя короткими очередями. Чтобы не особо усердствовал в погоне. Как стрелок, стервятник не ахти какой оказался, посуху, с боезапасом и ногой здоровой можно было бы поиграть в «прятки-бегалки-стрелялки». Но рана и противник, похоже, о ней знал. Да ещё наверняка выстрелы слышал, в той стороне, откуда Клещ шёл. Догадывался что боезапас у сталкера на исходе. Будет теперь его гнать, пока не добьёт. И для себя безопаснее - лицо-то Клещ разглядел, и добычу чует. Не пустым сталкер на Кордон возвращается, тут к гадалке не ходи.
Шуршание камыша выдавало быстрое приближение стервятника, а Клещ, успевший отползти метров на тридцать, боролся с двумя желаниями. Первое диктовал инстинкт – отползти как можно дальше от опасности. Второе подсказывал разум – выбрать укрытие более или менее надёжное и затаиться. Ждать. Промедол, конечно, обезболивал, вроде даже опьянение какое-то появилось, но не в силах оно было подействовать успокаивающе. Прополз Клещ мимо пенька удобного, локтями всё быстрее работал, показалось даже, что до леса добраться успеет. А потом как в голову ударило – времени не хватит и ровно вокруг, ни бугорка, ни кочки. Возвращаться надо. Развернулся и снова мысль – шуршание совсем близко, вот-вот появится. Нервы не выдержали – вскочил. Запрыгал на одной ноге к пеньку спасительному и тут стервятник появился. Почти в том же месте, где Клещ на берег выбрался. И нет бы, упасть, прицелиться, как следует. Куда там. Вскинул автомат и непонятно на что, надеясь, нажал спуск. Отщёлкал затвор пять последних патронов. Всё впустую по камышам разлетелось. И сразу ответная очередь. Первая же пуля в левое плечо ударила. Бронежилет лёгкий, не выдержал. Ожгло тупой, промедолом смягчённой, болью и развернуло. А тут и вторая в правый бок. И тоже через броню прошла. С ног сбила. Упал Клещ, скорчился. Понял что всё, конец. Лежит, рукой бок зажать пытается и, молча, на стервятника приближающегося смотрит. А тот не торопиться. Тоже видно понял, что всё. Автомат у пояса держит. Ствол на Клеща направил. И идёт, прихрамывая. Видно задел его сталкер всё ж таки. А может просто ногу подвернул, пока по болоту бежал. Лицо длинное, серое. Ощерился, зубы жёлтые, прокуренные выставил. А глаза так и горят.
- Ты чего…, - срывающимся голосом начал говорить стервятник приближаясь. – Чего бегаешь-то? Уйти думал? Да я тебя за Сирёньку, кореша моего, на куски порву. Я бы тебя даже за проволокой нашёл, козлина.
Тоже забыл правило. Видишь противника – стреляй. Клещ провёл рукой вдоль живота вниз, к поясу. Осторожно, чтобы внимание не привлечь. Слабая надежда, скорее всего ничего не получиться. Но сдаваться вот так просто он тоже не собирался.
- Я тебя сразу добивать не буду, - пообещал стервятник, останавливаясь в двух шагах и опуская автомат стволом вниз. – Я тебе сначала…
Клещ собрался, сосредоточился и резко, от пояса, швырнул снизу-вверх самодельный, с широким и тяжёлым лезвием, нож. Прокрутившись в воздухе тот, с тихим, немного чавкающим звуком, вошёл прямо в горло противника. Стервятник выронил автомат и вскинул, было руки вверх, к шее. Раздались хрип, клокотание, пытаясь набрать воздух в лёгкие, он повалился на спину, выгнулся, развернулся на бок и затих. Только ноги с десяток секунд ещё дергались в предсмертной агонии. Но Клещ этого уже не видел. Бросок отнял все силы, он провалился в короткое забытьё.
Однако вскоре сталкер очнулся. Три года в Зоне не проходят даром. Даже израненный почувствовал надвигающуюся опасность. И исходила она все из тех же камышей. Шуршание усилилось, доносилось нетерпеливое похрюкивание и кваканье. Болотные твари, почувствовав кровь и смерть, осмелели в предвкушении пира и готовились выйти на берег. Нужно было уползать и чем дальше, тем лучше. Лес тоже небезопасен, но здесь угроза - уже реальна.
Однако минут пятнадцать пришлось потратить на то, чтобы соорудить из тряпок и марли некое подобие подушек-тампонов. Клещ запихнул их под бронежилет. Одним заткнул рану на боку, другим левое плечо. Орудуя только правой рукой, как мог, поверх штанины перебинтовал голень. Боль пока была терпимой, в крайнем случае, есть ещё одна аптечка, но он сразу решил использовать ее, в крайнем случае.
Пока сидел, дальнейший путь представлялся затруднительным, но возможным. Однако первая же попытка встать закончилась неудачей. Замутило, выступил холодный пот и сталкер упал на правое колено, едва удерживаясь от того, чтобы не завалиться. Резкое движение отозвалось болью в боку, режущей и оглушающей. А ещё он почувствовал как там, под одеждой, заструилась из раны горячая кровь.
- Чёрт, - выругался Клещ.
Ситуация стала выглядеть более серьёзной, чем он представлял в начале. А шум в камышах всё нарастал. Тварей пока сдерживало только то, что он жив, но вскоре голод погонит их вперёд, придаст необходимой храбрости. Нужно отойти от этого места, оставить им труп – пусть пируют.
Прежде чем сделать вторую попытку, он нашарил рукой автомат, тот, что лежал ближе к стервятнику. Надо бы было ещё подсумок его проверить, магазины снаряжённые забрать, но Клещ понял, что это будет выше его сил. Главное сейчас встать.
Собравшись, он со стоном оторвался от притягивающей к себе земле и наконец, поднялся на одну ногу, удерживая вторую на весу. Попробовал наступить на раненую. Больно, но терпимо. Бок резануло, однако не так сильно, как в первый раз. Будь целой вторая рука, двигаться было бы легче. Но что есть, то есть.
Опёршись об автомат, сталкер проскочил один шаг и снова сорвался стон. Нет, так не пойдёт. И тут Клещ сообразил. Удерживая автомат, он снял с пояса ножны, взял кожаный ремешок в рот и стиснул его зубами. Потом собрался с духом и зашагал. Первые два десятка шагов дались с трудом, но потом вдруг стало легче. Тело приноровилось к боли, само нашло нужные, осторожные движения, поймало ритм. Достаточно быстро, для своего положения, Клещ начал удаляться в сторону леса. И едва только его фигура скрылась за кустарником, как из камышей начали выскакивать юркие, ростом с собаку, похожие на какую-то смесь больших ящериц и жаб твари. Перебегали на задних лапах с места на место, волоча при этом за собой длинный хвост, задерживались ненадолго, вытягивали плоские головы и внимательно, настороженно смотрели в ту сторону, куда ушёл сталкер. Опасались, наверное, что тот вернётся и отнимет их, природой узаконенную, добычу.
Удача отвернулась от Клеща после того, как он прошёл ещё метров сто по лесу. Старая, сухая ветка, укрывшаяся в траве. Он её не заметил, наступил на неё правой ногой. Другой конец поднялся и, зацепившись, сталкер всем телом рухнул на землю. Издав короткий вскрик, Клещ потерял сознание.
Сколько он пролежал без движения - неизвестно. Но придти в себя заставил услышанный сквозь боль, темноту и безразличие детский голосок:
- Я есть хочу.
А потом раздалось хныканье. Через бронежилет Клещ спиной почувствовал, что в него чем-то тыкают.
- Он ещё живой, - раздался над ним другой голос, тоже, без сомнения детский.- Подожди немного.
- Я не хочу ждать, - не унимался первый. - Я хочу есть.
- Ты тогда тоже канючила. А он вскочил и чуть нас самих не съел.
- Тот не такой был. Тот был большой и страшный и не дяденька вовсе. А у этого ножка болит. Он не вскакает.
- Сказал тебе – жди. Никуда не убежит.
- Убежит, - возразил, противореча недавнему утверждению о больной ноге, первый голосок.
Клещ пошевелился и приподнял голову. Тут же раздался удаляющийся лёгкий топоток. На секунду ему показалось, что в зарослях промелькнуло что-то розовое, но было это на самом деле, или привиделось, сказать точно нельзя.
Падение оказалось фатальным. Тело болело настолько сильно, что Клещ уже не помышлял о том, чтобы попробовать подняться. Даже это, небольшое движение головой далось ему с трудом, отдалось тупо в затылке, как будто обухом по голове ударило. Сталкер застонал, опустился и прижал лоб к прохладной земле. Показалось что так легче.
А через пару секунд он услышал осторожные, приближающиеся шаги. И едва различимый шёпот:
- Я боюсь, пойдём лучше за ящерками.
- На палку. Если будет вставать бей по голове.
Клещ снова приподнял голову и на секунду забыл о ранах. Представшая перед ним картина была настолько же нереальной для Зоны, как например, увидеть в центре родного Томска летающего псевдогиганта.
Первое что он заметил – сандалики. Маленькие, потёртые, голубые детские сандалики. Белые, вернее серые от грязи носочки. Исцарапанные, худые коленки. Над ними подол розового платьица. Клещ приподнял голову ещё немного. Да, это был ребёнок. Девочка лет шести. Круглое лицо, каштановые волосы, заплетённые хитроумными колечками косички и большие, синие банты. Наклонив голову, она с любопытством и опаской смотрела на него огромными серыми глазами. Левой рукой девочка прижимала к себе голую, одноногую куклу, в правой держала кривую сухую ветку, которой тут же принялась грозить:
- У…
Рядом с ней стоял мальчик. Постарше года на три. В красных кедах-кроссовках, длинных, с большими карманами на боках, шортах, из камуфлированной ткани и в зелёной футболке. Волосы у мальчика тоже были каштановые и несомненное сходство в чертах лица подсказывали, что это брат и сестра. Перед собой паренёк держал большой кухонный нож.
- Вы кто? – Прохрипел Клещ.
Мальчишка опустил нож и присел на корточки. Девочка быстро взглянула на брата и тоже присела.
- Я Илья, а это Ксюша, - ответил он Клещу.
- Дядя, а ты скоро умрёшь? – Спросила вдруг девочка.
Клещ даже поперхнулся, что отозвалось в голове новой волной боли.
- Я не умру, - прохрипел он сквозь силу.
- Умрёшь, - безапелляционно заявила малышка. – Ты ранетый, а все ранетые умирают.
- Молчи, дура, - оборвал её мальчик.
- Умирают, - упрямо настаивала девочка. – А ты сам дурак.
Клещ начал подниматься. Девочка тут же вскочила, размахнулась и неловко ударила его своей дубинкой по голове. Само собой никакого особого вреда взрослому мужчине это не принесло, однако изумление подействовало стимулирующее, он даже смог сделать рывок, вскакивая на ноги. Малышка завизжала, бросила своё оружие и побежала в заросли. Мальчишка встал, снова выставил перед собой нож, начал быстро отступать, но споткнулся и сел. Видимо это обстоятельство вызвало у него панику, потому что остаток пути до кустов, в которых скрылась сестра, он проделал на четвереньках, быстро перебирая руками и ногами.
Клещ постоял, немного, качаясь, потом ступил в сторону и прислонился к дереву. Поднял руку и начал шарить в разгрузке. Вторая аптечка нашлась сразу, но он перепутал шприц-тюбики. Взял другой, с красным колпачком, а саму аптечку выпустил. Хорошо хоть заметил вовремя, не ввёл совершенно ненужный ему сейчас афин, средство против химического отравления. Однако промедол лежал внизу. Вначале Клещ хотел наклониться, но сразу понял, что с раной в боку это невозможно. А для того чтобы присесть требовался поистине акробатический этюд. Вытягивая простреленную ногу и постоянно прижимаясь к стволу дерева, он медленно опустился, нашарил аптечку и вынул необходимое обезболивающее. Вколол его, дождался волны облегчения, вздохнул и прежде чем встать, сумел даже подтянуть за ремень и поднять с земли автомат.
За всеми этими манипуляциями внимательно следили дети. Они находились метрах в десяти, не появляясь из зарослей. До него донёсся их спор:
- Сбежит, - говорила девочка отчаянно.
- Не сбежит, - уверенно заявлял мальчик. – Он еле ходит.
Клещ попытался было рассуждать сам с собой, хотя бы попытаться определить что это? Галлюцинации, вызванные кровопотерей или наркотиком? Или всё происходит наяву? В пользу первого говорила полная нереальность, невозможность происходящего. В пользу второго царапина на лбу, в том месте, куда его ударила сухой веткой малышка. Но потом оставил попытки рассуждать. Единственное, что было понятно – нужно идти. Выбраться из этого странного леса с его малолетними обитателями, не зависимо от того, существуют они на самом деле, или являются плодом воображения.
И Клещ пошёл. Медленно, от одного дерева к другому, опираясь на автомат. Дети следовали по пятам. Когда сталкер останавливался, они тоже замирали на месте. Но если Клещ решал передохнуть, присесть ненадолго, мальчик тут же выставлял перед собой кухонный нож и начинал приближаться. Девочка в такие моменты пряталась за его спину и выглядывала оттуда всё с тем же настороженным любопытством. Один раз сталкер даже направил на них автомат, держа его в одной руке и, тут понял, что совершил ошибку. Там, на берегу. Он взял оружие, которое лежало ближе к стервятнику, но это оказался его собственный, разряженный автомат. В пробивающихся сквозь деревья лучах солнца, ясно сверкала небольшая сувенирная подковка, прикрученная к прикладу. Украшение, сделанное кем-то из прежних владельцев.
Открытие обескуражило сталкера. Автомат стал не более чем костылем, на который можно опираться и которым можно отмахиваться здоровой рукой, насколько позволит кровоточащий бок. Нож остался торчать в горле стервятника. А пистолет Макарова он неделю назад выменял вместе с боезапасом на продукты и эти самые две аптечки. Однако он пригрозил детям, сделал вид, что сейчас выстрелит. Малышка снова запищала и спряталась за спину брата, но тот очень даже рассудительно, для своего возраста, заметил:
- Он бы нас застрелил, если бы мог. Не бойся, у него пулек нет.
Из-за спины появилось круглое личико и, со всей своей непосредственностью, малышка тут же спросила:
- Дядя, у тебя, правда, пулек нет?
И сталкер не отвечая пошёл дальше. Один раз он решил отдохнуть во что бы то ни стало. Уверился, что дети не более чем галлюцинация, а значит, ничего с ним не случиться. Прислонился спиной к смолистой сосне и начал сползать. И тут пацан атаковал. Взял нож в левую руку, разбежался и ткнул его лезвием прямо в раненый бок. На этот раз пластина бронежилета, хоть и прострелянная, но выдержала. Однако Клеща ожгло нестерпимой болью.
- Ах, ты…, - прорычал сталкер и размахнулся автоматом, намереваясь опустить приклад на голову мелкого наглеца.
Тот отскочил шагов на пять, немного наклонился и стал тыкать ножом в пустое пространство перед собой. А девчушка взяла свою куклу в обе руки и, держа перед собой, сказала:
- Потерпи, Люся. Дядя умрет, и мы его кушать будем.
Клещ почувствовал, как на голове зашевелились волосы, настолько ужасной была вся эта сцена. Наркотики не наркотики, но инстинкт просто орал: «Беги».
И сталкер можно сказать побежал. Не в привычном смысле этого действия. Просто дальше он шел, не опираясь на автомат, не цепляясь за стволы деревьев, не обращая никакого внимания на раны. Не оглядываясь. И мало что различая перед собой из-за сплошной красной пелены перед глазами. Шаг, ещё шаг. Правую ногу вперёд, правой же рукой прижать бок, перебросить рывком левую и тут же снова правой. Раз, два, три, четыре. Раз, два, три, четыре.
Не определить, сколько времени он шёл как робот. Ни единой мысли в голове, кроме этого счёта. И всё время вперёд, только вперёд. Детишки, наверное, шли за ним, но попыток атаковать больше не делали. Да хоть и решились - вряд ли смогли бы его остановить.
Раз, два, три, четыре.
На несколько секунд зрение прояснилось. Или пелена спала или стало не так сумрачно. Клещ понял, что стоит на опушке. Метрах в двадцати перед ним ярко горит костёр. И несколько фигурок двигаются навстречу.
Вышел. Надо же, вопреки всему вышел и прямо на людей. Он опустился на колено, опёрся рукой о землю и оглянулся на лес. Ускользающим сознанием отметил розовое пятнышко среди деревьев.
Или всё-таки ему это только привиделось?
***
- Ну как дела, жертва промедола?
Клещ усмехнулся, поднялся и сел на госпитальную койку. В тот день ему повезло ещё раз. Он вышел не просто к людям, а к военным. Обычные солдаты из охранного батальона, патруль, что иногда ходит по Кордону. Они не стали добивать раненого сталкера и не бросили его умирать. Донесли на самодельных носилках до КПП. Начальник, перед этим хорошо отужинал, под бутылочку презентованного кем-то коньяка, через день его ждал отпуск на берегу Чёрного моря, так что расположение духа было, самым что ни на есть благоприятным. Он и отправил Клеща в госпиталь, вместе со своим солдатом. Тот себе незадолго до этого руку в кипятке обварил. Правда хабар и автомат после КПП исчезли в неизвестном направлении, но сталкер махнул рукой. Во-первых, можно считать это благодарностью за спасение своей жизни, а во-вторых, у Службы Безопасности Украины претензий не возникнет. Так, мелкое нарушение, незаконное проникновение за периметр. За это даже не штрафуют. Только что могут убить при задержании.
По требованию врача Клещ приподнял пижаму. Хирург наклонился, осмотрел синий шрам на боку, пощупал его пальцами и кивнул. Плечо и ногу даже смотреть не стал.
- Ну, вижу дела нормально, - сказал доктор. – Пожалуй, пора выписываться.
И он подмигнул сталкеру. Клещ улыбнулся, потом посерьёзнел и спросил:
- Геннадий Анатольевич, товарищ полковник…
- Да? – Врач остановился и внимательно посмотрел на пациента.
- Вы действительно считаете, что… ну, в общем, то, о чём я рассказывал, это из-за промедола?
- Промедол – наркотический, опиодный анальгетик, - по-книжному начал врач, потом ухмыльнулся. – Шприц-тюбики создавали в расчете, прежде всего на солдат. Быстро вколол себе или товарищу, обезболил, обезопасил от шокового состояния и продолжил бой, если возникнет такая необходимость. Так что воздействие по идее не должно вызывать галлюцинаций. Но наркотики на людей действуют по-разному, даже в небольшом количестве и иногда непредсказуемо. Тут всё от индивидуальных особенностей организма зависит.
Клещ машинально поднял руку ко лбу. Царапина давно уже зажила, даже следа не осталось, но он-то помнил. Да и полковник, начальник хирургического отделения, её видел. И понял это движение.
- Я же говорил. Видимо ты поцарапал лоб, когда падал, а потом истолковал это по-своему. Успокойся. Главное не злоупотребляй. А то некоторые попробуют и начинают потом при любом мелком порезе колоть. Хоть и лекарство, а всё ж наркотик. Привыкание вызывает.
Он повернулся было, чтобы уйти, однако вдруг остановился, пару секунд о чём-то размышлял, потом сказал медсестре:
- Иди в четвёртую, я сейчас.
Военврач прикрыл дверь, осмотрел пустую палату, потом вытащил из кармана пачку сигарет, выщелкнул одну и закурил. Клещ ждал. Не зря Геннадий Анатольевич остался. Явно не зря.
- Твоя история мне один случай напомнила, - начал полковник, выпуская клубы дыма. – Произошло это в две тысячи шестом году. Как раз после первого выброса. Я тогда в полевом госпитале, со спасателями был. И привели к нам женщину. Немолодую уже. Оцепление задержало, всё в Зону рвалась. Говорила дети у неё там. Естественно приняли за сумасшедшую. Зона ведь Зоной была ещё до выброса. Но психолог, который с ней работал, потом рассказал, что не всё так просто. Она оказывается, из этих мест была. Родилась и жила, до аварии на ЧАЭС, в восемьдесят шестом. Её с родителями эвакуировали, само собой. Однако те помыкались по стране, да вернулись на свой хутор. Благо он недалеко от периметра был. А женщина эта институт закончила и в Киеве работала. Замуж поздно вышла и вроде неудачно, я уж не помню всех подробностей. Двух детей родила. И иногда, ненадолго конечно, к своим родителям их привозила на хутор. Вот как раз перед выбросом она это и сделала. Такая трагедия.
Клещ молчал ошарашенный, потом, наконец, спросил:
- А как детей звали?
- Думаешь, я помню? В те дни такая кутерьма была, порой сами себя забывали. Так что не знаю ни имён, ни возраста. Вот в чём я точно уверен, так это пол. Мальчик и девочка. Она у всех встречных спрашивала: «мальчика и девочку, не видели?».
Он замолчал и сделал сразу несколько затяжек, видимо вспоминал и вновь переживал те дни. А Клещ подумал немного, после чего сказал:
- Да уж. Дети-людоеды в Зоне. Ни в каком кошмаре не приснится.
Полковник прищурился, посмотрел на Клеща пристально, потом стряхнул пепел на пол и спросил:
- Ты знаешь самый простой и эффективный способ прекратить истерику? – И не дожидаясь, ответил сам. – Пощёчина. Добротная такая, наотмашь. Моментально приводит в чувства. Но ведь бить человека по лицу нехорошо, особенно женщину. С точки зрения морали. Однако в данном случае пощёчина воспринимается как жестокая необходимость. Даже благо.
- Не понял? – Отозвался Клещ.
Он не уловил пока никакой связи.
- Посмотри на это с другой стороны. Ведь ребятишки практически выгнали тебя из леса. Заставили подняться и идти. Не знаю, галлюцинация это была, или нет. В общем, если бы ты продолжал валяться, то элементарно истёк кровью.
- Но…, - попытался возразить Клещ.
- А страх быть съеденным, - перебил его врач и опять ухмыльнулся. – Вызвал приток адреналина, который тебе был жизненно необходим. И, вполне вероятно, мобилизовал скрытые ресурсы организма. Скажу прямо, в твоём состоянии пройти такой путь, если судить по карте – маловероятно. Да ещё в бронежилете. Сними ты его - раны откроются. Перевязаться тебе ни за какие коврижки не удалось бы. Вот так-то.
- То есть, вы, Геннадий Анатольевич, хотите сказать что…
- Они тебя спасли. Или сам себя спас, своими видениями. Не важно. Главное, в конечном итоге, встал и до людей добрался. Я бы на твоём месте, после выписки, в церковь зашел, и по свечке поставил. Авось да зачтётся, не им, так самому.
- Спасибо, Геннадий Анатольевич. Прям камень с души. Я бы и не подумал никогда.
Клещ просветлел. А военврач опять подмигнул, потом, уже открывая дверь, приостановился на секунду и сказал:
- А промедолом всё же не увлекайся. Не то розовые слоники привидятся. Вот они тебя точно съедят.

Волченок
Немногословный надзиратель с сердитым лицом оставил Вадима в уже знакомом ему пыльном кабинете, закрыв за собой дверь на ключ. С прошлого раза в обстановке ничего не изменилось: облезлый письменный стол, старомодные жесткие стулья, дряхлый книжный шкаф в углу и, пожалуй, всё. За единственным зарешеченным окном, по жестяному карнизу, вовсю барабанил весенний дождь.
Ждать пришлось долго. От нечего делать подросток сначала мерил шагами кабинет, на ходу подтягивая безразмерные, выданные взамен его удобного камуфляжа, казенные штаны. Затем, взяв из рассохшегося шкафа одинокую книгу, присел поближе к окну. Книга была неинтересной - без картинок, с массой незнакомых слов напечатанных мелким шрифтом. С трудом прочитав несколько предложений, Вадим отложил ее в сторону, и, взобравшись с ногами на массивный подоконник, уставился в окно. Впрочем, вид со второго этажа на внутренний двор тоже не смог его развлечь. За косыми стрелами дождя виднелись сваленные в кучу промокшие картонные ящики, ржавая, вросшая в землю «буханка» на спущенных колесах, площадка с переполненными мусорными контейнерами, у которых копошились две мокрые дворняги. Более крупная запрыгнула на кучу и носом скидывала вниз той, что помельче, пакеты с мусором. Заканчивался или, вернее, начинался двор высоченными железными воротами с натянутой поверху колючей проволокой. Собаки и старый брошенный автомобиль напомнили парню дом, и он ощутил острый приступ тоски. В носу защипало, по лицу непроизвольно потекли слёзы. Подтянув ноги, он уткнулся лицом в коленки и закрыл глаза.
Вадим не понимал, что он здесь делает и не знал, что будет с ним дальше. Он жил в седьмой камере еще с пятью ребятами, примерно его возраста, уже две недели. Все они были из-за Кордона, и общих тем для разговора у него с ними не нашлось. Потому Вадим больше молчал. Но все-таки, от них он узнал, что тюрьма эта называется «Приёмник – распределитель», и что сюда все подростки попадают за бродяжничество, в основном, пойманные милицией на вокзалах по всей области. Сидеть здесь полагалось до тех пор, пока не заберут родители или пока не придет направление в детский дом. Один из соседей сидел уже семь месяцев, ожидая своей участи. Он уверял, что родители у него есть, но им на него плевать, и они никогда за ним не приедут. Вадим ему не поверил. Мысль о том, что можно находиться здесь годами его ужасала.
По субботам водили вниз, на первый этаж, мыться в тазике, поливаясь чуть теплой водой. Вадиму это казалось нормальным, и ему было невдомек, отчего остальные выражают недовольство процедурой.
Прогулок на улице не предусматривалось. Оттого, все его сокамерники обожали дежурить на кухне. Появлялась возможность попасть по какому-нибудь поручению в этот самый внутренний двор – побыть хоть несколько минут на свежем воздухе.
В столовую их водили три раза в день, кормили вкусно, и ему было удивительно видеть, как остальные не доедают, ковыряются в тарелках, ругая еду. Только тут можно было увидеть всех обитателей Приёмника разом. Было их не более тридцати человек, не старше четырнадцати лет, причем, трое - девчонки. Они жили в отдельной камере, третьей, и Вадим, не избалованный женским обществом, исподтишка наблюдал за ними.
Там же, в столовой, буквально на второй день и случился неприятный случай. Во время обеда подошли два парня, из соседней камеры. Крупнее и старше. Щуплый белобрысый Вадим с детскими веснушками на загорелом лице, выглядел на их фоне совсем ребенком.
- Привет нах, ты новенький? Как зовут? – подошедшие подростки нагло улыбались, и Вадим всем телом ощутил исходящую от них агрессию. Сидевшие с ним за одним столом сокамерники смолкли, уткнувшись в свои миски.
- Волк. Меня зовут Волк. Это зонное имя, - твердым голосом заявил Вадим.
Подошедшие парни расхохотались.
-Ха, да ты у нас наслушался рассказов о Зоне! Щенок, нах, - заявил один из них, тот, что повыше. – Давай, начинай заливать, что твой папа - сталкер.
Вадим огляделся. Как назло, воспитатель куда-то вышел, и дети остались предоставленными сами себе.
- Ну, что молчишь, волчара, нах, - продолжал тот же парень, положив руку на плечо продолжавшему сидеть Вадиму. Стало ясно, что сейчас последует удар. Тогда Вадим резко вскочил, стряхивая с плеча руку, и со всей силы ударил державшего его лбом в лицо. Послышался хруст, хулиган попятился назад, согнувшись в три погибели и прижимая руки к разбитому носу. Второй, вместо того чтобы напасть, побежал к запертой двери, ведущей в коридор.
- Ири-и-ина Владимиро-о-овна! – завопил он.
Так Вадим оказался в этом заброшенном кабинете впервые. В виде наказания он просидел здесь около пяти часов, также рассматривая в окно пустынный внутренний двор.
Вадим не знал, зачем его снова привели сюда. После того инцидента, никаких проблем ни с администрацией Приёмника, ни с его обитателями у него больше не было.
Послышался шум отпирающегося дверного замка, подросток поспешно соскочил с подоконника и пересел на стул. В комнату вошел крупный, с покатыми боксерскими плечами, лысоватый мужчина неопределенного возраста «за тридцать». В темных редких волосах отчетливо проступала седина, глубоко посаженные глаза настороженно, и как–то холодно, даже враждебно, смотрели по сторонам, и от этого улыбка, за которой тускло сверкал золотой зуб, казалась фальшивой. Правда, Вадим, выросший в диких местах и редко встречавший незнакомых людей, не замечал этой проступающей фальши.
Одет незнакомец был в джинсовый костюм, в руках - целлофановый пакет и портфель. Дверь за ним закрылась, - замок лязгнул, сделав два полных оборота ключа. Сердце Вадима, не ожидавшего увидеть новое лицо, сжалось и гулко застучало. Но объяснить охватившее его вдруг волнение, подросток, ни за что не смог бы, просто понял, что в его жизни вновь, в который раз за последний месяц, происходят неожиданные перемены.
- Привет, Вадим, меня зовут Александр Петрович, я психолог, - произнес мужчина вкрадчивым, профессионально поставленным, голосом и уселся за стол на против парня. – Можно с тобой поговорить?
- Да, давайте поговорим, - отрепетированный голос Александра Петровича сразу, буквально с первой фразы, расположил его к себе.
- Вот «Кока - кола» и чипсы, - мужчина вытащил из пакета литровую бутылку с красной этикеткой и несколько ярких пакетиков. - Проголодался? Давно меня ждешь?
- Да, - Вадим не стал отказываться от угощения, тем более, что пить и есть действительно хотелось. – Ужин-то я, наверное, пропустил.
Александр Петрович робко улыбнулся, как бы извиняясь за пропущенный по его вине ужин. В глаза он почему-то старался не смотреть. Его взгляд вообще не задерживался подолгу на одном месте.
- Ешь, не стесняйся. Давай, я расскажу, что я о тебе знаю, а ты меня поправишь, если что-то не так. Хорошо?
Вадим кивнул. Говорить с набитым ртом ему было неудобно.
- Тебя зовут Вадим. Фамилии и отчества, так же как и документов у тебя нет, и никогда не было. Прививок, обязательных при рождении, тоже.
Александр Петрович вытащил из портфеля документы и разложил их перед собой. Скорее для виду, так как ни разу в них не заглянул. Затем последовала стопка фотографий, но психолог, с сомнением на лице просмотрев несколько, положил их обратно, так и не показав ни одной Вадиму.
- Ты жил с отцом и матерью в Комаричах, в деревне самоселов, на востоке ЧЗО, опустевшей после второго взрыва. Твой отец, известный сталкер Волк, рецидивист, дважды судимый за незаконный оборот аномальных образований, бежавший во время отбывания второго срока в Зону насовсем. Ни к одной из известных группировок он так и не примкнул. Более того, сошелся с одной из немногих женщин – сталкеров, Никой и прожил с ней достаточно долгое время. В результате чего, родился ты и твоя младшая сестра, Вера. Месяц назад, твои родители и сестра погибли при невыясненных обстоятельствах…
На Вадима накатилась волна не самых приятных воспоминаний.
Он вспомнил, как в ту ночь проснулся от громкого выстрела. Следом послышался звон разбитого стекла и еще несколько выстрелов из охотничьего оружия. Затем, неясные крики, возня. Стреляли в соседней комнате, проходной, в которой ночевали родители и Вера. Голосов родителей он не различил. Испугавшись, Вадим в темноте вытащил лежавший под кроватью обрез «вертикалки», и направил стволами в сторону двери. Спал он всегда одетым, как, впрочем, и все члены его семьи.
«Шалый, щенка ищите, млять, он здесь где-то. Штырь, в той комнате глянь», - послышался грубый прокуренный голос, и Вадим понял, что это говорят о нём. Спустя мгновение, распахнулась дверь, и на фоне проёма стал виден силуэт незнакомого человека. Не раздумывая, подросток нажал на спусковые крючки. Два выстрела, слившись в один, отбросили вошедшего обратно и ослепили Вадима. Остро запахло пороховой гарью. Наугад нащупав ручку и откинув крышку люка в полу, Вадим спрыгнул в погреб и пробрался через подпол на улицу. Так учил его отец, который не мог не предполагать, что подобное может однажды случиться.
Воспоминания молниеносно пронеслись в голове подростка, отозвавшись болью в растревоженной душе. Больше он ни родителей, ни сестру не видел. Уже утром следующего дня, когда он бродил по лесу, боясь подойти к дому, но и не отходя от него далеко, его поймали военные сталкеры и, разоружив, забрали с собой на большую землю. Понимая умом, что вряд ли родители остались живы, сердцем он весь этот месяц отказывался верить в их смерть.
А теперь вдруг этот психолог говорит об их смерти как об одном из общеизвестных фактов его биографии.
Вадим провел руками по побледневшему лицу.
- Извини, это точно - Александр Петрович заметил, как подросток изменился в лице. – Их нашли военсталы, я видел фотографии. Я знаю, как тебе тяжело и я здесь, чтобы помочь.
- Чем вы мне сможете помочь? – тихо пробормотал Вадим.
- Я работаю в институте, и заберу тебя с собой. Тебе там будет хорошо. Твой дар сможет нам помочь. Ты ведь действительно чувствуешь аномалии и артефакты? – На лице психолога читалось сочувствие, и Вадим, раздавленный навалившимся на него горем, не заметил, как предательски дрогнул его голос на слове «артефакты».
- Да, как и любой рожденный в Зоне, - просто ответил он.
- Таких как ты единицы, Вадим, ты действительно очень поможешь нам в исследованиях, - повторился Александр Петрович.- У меня есть разрешение, ты поедешь со мной. У тебя появятся документы, ты сможешь учиться в школе, как все нормальные дети.
- Мама научила меня и писать, и читать. А отец стрелять, распознавать аномалии, находить и использовать артефакты.
- Вадим, в Большом мире нет аномалий и мутантов. И стрелять тебе здесь не придется. Постарайся это понять.
Александр Петрович поднялся и, подойдя к двери, громко постучал кулаком.
Дверь открыл всё тот же хмурый охранник.
- Я не прощаюсь, Вадим, - на секунду задержавшись, психолог обернулся к подростку. – Через час, когда улажу все формальности, я вернусь за тобой, нам нужно успеть на вечернюю электричку.
Когда звук запираемого замка стих, Вадим вновь оказался в тишине. Ему нравился Александр Петрович. Фальшивой улыбки с золотым зубом, бегающего взгляда масленых поросячьих глазок и предательски подрагивающего голоса неискушенный подросток просто не заметил.
Теперь, когда он ушел, вместе с ним ушел и магнетизм его голоса, безоговорочно располагавший к нему подростка. Критическое восприятие действительности вернулось к Вадиму. Вспомнились слова отца, говорившего, что верить никому нельзя, что самый подлый излом честнее любого человека. Ехать куда-то с психологом стало страшно. Но с другой стороны, оставаться в Приёмнике и дальше было невыносимо. Мысли его то и дело возвращались к родителям и сестре, которых, теперь уже точно, хоть он и не видел фотографий, нет в живых. И от этих тяжелых мыслей на него накатывало абсолютное безразличие к его собственной дальнейшей судьбе.
Из всей семьи Вадим больше всех любил отца. Но ни за что не сказал бы этого вслух, чтобы не обидеть маму. Однажды, когда они с отцом исследовали болото, в надежде отыскать артефакт, который Вадим чувствовал, а отец видел на сканере, на них напала небольшая стая слепых псов. Разрядив стволы, подросток отступил назад и на секунду выпал из поля – зрения сталкера. Тут же на него набросилась крупная сука, повалив на спину. Почувствовав зловонное дыхание зверя, Вадим, негнущимися от ужаса пальцами вытащил нож и без размаху ткнул им в мягкое брюхо. На руку хлынула теплая кровь, псина взвизгнула, тут же отлетев от мощного пинка подоспевшего отца.
С тех пор крови подросток не боялся, а сталкер, в память о происшествии, подарил сыну свой нож. Нож был приметный, красивый и, гордый подарком Вадим, с ним никогда не расставался. Он остался в доме, под подушкой, в ту ночь, когда подросток бежал.
Буквально через пятнадцать минут дверь вновь открылась. Вошедший надзиратель, молча, выложил на стол перед Вадимом его родной камуфляж и берцы. Переодевшись в привычную одежду, Вадим, вопреки своим переживаниям и страхам, повеселел.
Вскоре пришел Александр Петрович и Вадима отпустили без каких бы то ни было проволочек. Уже спустя час они шагали по вечернему, умытому прошедшим дождем весеннему городу. Было тепло, Вадим с восторгом смотрел на обилие электрических и неоновых огней, на множество красивых современных машин, проносившихся мимо, поднимая тучи брызг, на толпы праздно шатающегося народа.
Александр Петрович болтал без умолку, - о том, что в Институте Вадиму будет хорошо, о том, какой он, институт, большой и красивый, о том, что профессор, насмотревшись на успехи Вадима, в которых Александр Петрович не сомневается, не станет его задерживать в Брянске и отправит в Москву. Ну, а там – Красная площадь, Кремль, Парк Горького, ВДНХ!
От обрисованных перспектив у Вадима кружилась голова. Кремль и площадь он видел на картинках, а остальное воображалось не менее заманчивым и прекрасным. Он не заметил, как они добрались до вокзала, и даже то, что в кассе Александр Петрович купил билеты на электричку до Новозыбков его не смутило. Вернее, он не обратил на это никакого внимания.
Они расположились в зале ожидания. Вадим впервые оказался в такой толпе, но дискомфорта никакого не ощущал, не думал об этом, мысленно переваривая обрисованные психологом перспективы. Ждать поезда нужно было полтора часа. Александр Петрович сначала сходил за беляшами и чаем, затем за газетами, затем в уборную. Все это время Вадим ждал его на месте. Свой портфель и пакет психолог оставлял на соседнем с мальчиком кресле.
Когда он снова отошел, какая–то древняя бабка, волоча за собой коляску, на которой резинками были стянуты чемоданы, и с мешком на горбе, рассыпала свою поклажу прямо перед Вадимом. Громко причитая, старуха стала вертеться, собирая вещи. Делала она это, не выпуская мешка, и, конечно, задевала им всех сидящих вокруг. Когда же она зацепила портфель Александра Петровича, Вадим инстинктивно безуспешно попытался его поймать. Портфель раскрылся, и среди прочего из него ворохом высыпались фотографии, а еще, громко звякнув, по каменному полу покатился нож Волка. Тот самый, которым так гордился Вадим. Не узнать его было невозможно.
Схватив нож, Вадим привычным жестом спрятал его в рукав, и тут его взгляд упал на фотографии. На них, в лужах засыхающей крови в неестественных позах лежали мертвые родители и сестра. Судорожно собрав снимки и спрятав их в нагрудный карман, Вадим поднялся, и увидел, как в стороне Александр Петрович разговаривает с кем- то по сотовому телефону, жестикулирует, широко размахивая рукой. В сторону Вадима, увлеченный беседой он не смотрел.
В надежде узнать, откуда у него нож, Вадим стал пробираться к нему. Как назло, в зал стали входить люди из только что прибывшего поезда. Они больно толкали подростка своими сумками, наступали ему на ноги, одновременно закрывая от Александра Петровича. Психолог до последнего не замечал мальчика.
- Да, Шалый, забрал, забрал,- услышал Вадим голос «психолога» в двух шагах от себя.- Отдали, конечно, с такими–то документами! Да. Слежу. Куда он денется, он же в институт едет! Ха-ха. Да, на последней. Встречайте нас в Вышкове. Ага.
Сердце Вадима гулко забилось, с трудом перекачивая ставшую вдруг словно густой кровь. Шалый. Такое имя называл один из бандитов, убивая его семью! А Вышков, это совсем недалеко от дома. Это название он не раз слышал из уст родителей. Так значит, его везут в Зону, к убийцам семьи!
И тут Александр Петрович, обернувшись, увидел подошедшего Вадима. Видимо, что-то во взгляде подростка ему не понравилось, он нахмурился, убирая руку с телефоном от уха, но сделать все равно ничего не успел. Нацеленным ударом Вадим вонзил клинок ему в правый бок, под нижнее ребро. Взвизгнула женщина, толпа отшатнулась от них на добрых два метра. А Вадим, поудобнее перехватив нож, не оглядываясь, рванул к выходу из вокзала, проталкиваясь сквозь толпу. Он не знал дороги домой, но четко чувствовал направление. На запад.

Смеркалось. За разрушенным окном шла ядерная зима, уже третья в этом сезоне. Падал снег. Фиолетовый снег, разъедающий все вокруг. Люди, вернее остатки людей, в панике разбегались под крыши, многие не успевали, посему город, а вернее все, что от него осталось, заполнился криками и стонами умирающих.
Этот древний-древний мир. Одномоментно он превратился в груду дымящихся развалин и охваченных ужасом выживших. Странно, но никаких мутантов не появилось, только сотни тысяч трупов и калек, разбросанных по Великим Руинам Анкроума. Анкроум некогда был величайшим городом, а теперь покоится в руинах. И вот по его разрушенным улицам бродят остатки человечества, бьют, пьют, насилуют и всеобще веселятся.
Правитель, а вернее управленец сего города — Мафусаил Дормидонтович Зильберштенхац, мало заботился о выживаемости населения. Вернее сказать люди ему нахрен были нужны. Его заботила его личная слава. Все ничтожно, а он вечен...

-Муся, брось ты ее, го к нам, тут водка есть!
-В Уберхенвуд, сволочь! Лесом иди! Я с нее не слезу!
В общем, пока Мафусаил Дормидонтович был простым бродягой, он тырил металл со всего, что видит. Особенно ему нравились трубы. На одной из труб он и сидел, раскручивая гайки и скидывая их аккуратненько в мешочек.
Муся уже заработал славу вольного металлоискателя, собирая по руинам Анкроума все, что притягивать его магнит. Он толкал сталь и Правленцам, и бригаде Черных Подпольщиков — группировке, бывшей когда-то шахтерской бригадой, но, после неудачно взорванного Мусей лет эдак пятнадцать назад водопровода, не знавшей душа. В общем, собирал сталь и толкал направо-налево за немалую монету. Немножко грабил правленческие караваны и простых путников, гоповал на стальные детали, пил водку, бир морды, насиловал, убивал — в общем делал то, что и делало семдесят процентов ивущих в руинах, только еще и сталь толкал. Честно или как заработанную — всем было накласть, лишь бы толкал. Из стали делали винтовки Шурпа, ножи и прочую хрень для сокращения и без того малого населения городка. Вернее его руин.
-Муся, придурок, это остатки газопровода!!! Там давле...
Раздался взрыв...
-Вот это накрыло! Ву-ху! Пацаны, собирай металл! Эй! Пацаны! Паца... Пацаны?
Муся оглядел поляну. Вокруг была лишь и без взрыва выжженная земля, по которой равномерно разметелило пятерых его помощников.
-Ну и что, мне больше достанется! - обрадовался Муся и пошел собирать трофеи.
Рядом с чьей-то чудом уцелевшей ногой (как уцелел он сам история умалчивает) Мафусаил Дормидонтович нашел книжку. Тоже чудом уцелевшую. Открыв ее он прочел:

«Свалить из брегады.
Нойти пацаноф.
Сколотить банду.
Зохватить аванпост, сделать базу.
Зохватить власть.»

«Вот оно!» - подумал Мафусаил, - «Власть! И слава завоевателя! И меня будут бояться! Все!»
Подумал и бухнул.
«Вчера вечером за углом ратуши была жестоко изнасилована женщина. Кому интересно — ее труп до сих пор валяется там, его охраняет кружок некрофилов.»
«Подобными заголовками пестрили все листовки за последние месяца три. И не лень кому-то бумагу переводить? Людям порой и зад подтереть нечем, а они новости пишут. И еще про маньяка какого-то.»
Мафусаил Дормидонтович, тот самый маньяк, упивался славой, что несли ему газеты. Однако его сосед по подвалу не считал это достижением, а лишь «порчей важного сырья».
Но этого было мало. Муся жаждал большего. Он собирал единомышленников уже третий год, у него в распоряжении уже было три тысячи человек пушечного мяса и «элитная часть» в сотню рыл.
Он готовился к Высшей Цели.
Снести управленцев.

-Измена! Измена! - горожанин с фиолетовой мордой, стекающей ему на грудь, бил в набат. Его руки тоже потихоньку стекали на снег. Под крышами вокруг площади толпился народ, редких неудачников и простое быдло выталкивали на снег, где он, корчась и воя, превращались в гниль.
«Очередная ядерная халтурка!» - подумалось Зильберштенхацу. - «он должен был минут пять как сдохнуть!»
С этой мыслью он достал из сумки тесак, схватил беднягу за волосы и оттащил от набата.
-Слушайте сюда, народ Великих Руин! Этот тип станет первым в сопротивлении, в шагах, которые я предприму, дабы все поняли мою сущность! За моей спиной треть населения Анкроума, они вооружены, на них черные плащи, они пройдут победным маршем по вашим рыдающим и разлагающимся телам даже в сей прекрасный снегопад! Нынешняя власть даже не может вас по нормальному укрыть! Кто из вас обеспечен постоянным укрытием и не скитается по подвалам и руинам? Я вам отвечу — единицы! Посему моя воля — воля народа! А раз так, то я открою вам правду!
Однажды, когда я снимал трубы, я увидел вспышку. Из той вспышки мн явился Некто. Он сказал мне — ты будешь моим заместителем в миру — и даровал мне спасение! Пятеро моих людей погибли, но я, оказавшись в эпицентре взрыва, не получил ни царапины! Теперь я стою пред вами, под этим разъедающим снегом, который уже почти убил этого беднягу, и на мне ни царапинки! Посему сочтите меня посланником Всеверховного, наделенного могучей Силой! За три года меня пытались убить двадцать три раза, но я жив! Чем я не бог? Преклонитесь мне, и я спасу вас! А сейчас я спасу этого беднягу от мучений!
Перехватив удобнее тесак он с силой вогнал лезвие в грудь умирающего. Тело дернулось и обмякло, продолжая гнить и растекаться по снегу. Освинцованные ботинки оратора наступили на спину трупу, сам он был одет в освинцованную куртку-плащ, рука в освинцованной перчатке подняла тесак вверх.
-Ну, кто преградит мне дорогу?
В толпах послышалась возня, под снег вытолкнули десятка два людей, которые начали истерично метаться в поисках укрытия от снега. Три человека в капюшона вышли на улицы. В руках они держали не то тесаки, не то мечи. Специальная снегоустойчивая сталь блестела зеленоватым. К ним присоединился Мафусаил.
-Вы видите? Мои люди тоже не восприимчивы к снегу! Они избранные, они связаны со мной! - Он провел тесаком по площади. - Эти люди выразили протес против нашего движения! Они не хотят жить в покое, они хотят дохнуть под вечно просачивающимся снегом, выплевывая остатки своих органов и сдирая с себя стекающее гниющее мясо! Да будет милостива их смерть!
Четверо в черном окружили ревущих от боли и ужаса бедняг, сжали кольцо. Через секунду началась резня. Жестокий заруб. Легированная сталь, заточенная до остроты бритвы, превратила фиолетовый снег в красную кашу. Крики ужаса больше не раздавались с площади, они лились из толп, что до сих пор стояли по периферии. А вот по площади летали обрывки кишок и лоскуты окровавленного мяса.
Четверо разошлись, двое стали по краям от постамента набата, один отошел чуть назад. Главный остался.
-А теперь я хочу, чтоб вы привели меня к вашим Правленцам!

Через пятнадцать минут толпа была у единственного целого здания в городе — у Бункера Советов.
Внутри, в холле, располагалась молельня. Сюда приходили все, кто верил в то, чего нет. Увидев служителя, Мафусаил вспыхнул яростью.
-Схватить!!!
Вскоре был сооружен во дворе кол, к которому буквой /\ было прилажено и укреплено два бруска. К ним привязали ноги священника, руки вытянули вверх, а в центр кола сзади прицелили большую заточенную арматуру, заряженную в баллисту.
-Они придумали это оружие, они от него и уйдут! Пусть смерть его будет легка!
С этими словами он сорвал стопор тетивы, усы баллисты разогнулись и арматурина врезалась в бревно, пробив его грудь священника навылет, нанизала еще двоих зевак и застряла в воротах Бункера.
Священник заорал и тут же захрипел, захлебываясь кровью из прорванного и торчащего наружу легкого.
-Я милостив сегодня, но более никогда таким не буду! Преклонитесь, ничтожные, и я отпущу душу сего нерадивого бедняги с миром!
Народ стал опускаться на колени. Мафусаил Дормидонтович (не называть же его снова Мусей после таких делов?!) оргазмировал от лившихся на него черной славы, людского страха и уважения.
Почти сразу новое правление начало плевать в сторону людей, волей или неволей поддержавших его. Публичные казни изменников Новой Руке Власти И Религии проходили почти каждый день в разных частях Великих Руин. На многих из них приговор в исполнение приводил сам Мафусаил Дормидонтович. В народе он звался Черным Богом, Тщеславным Подонком, Убивцем На Снегу и другими именами. И титулами.
Он получил все, что хотел.
Его боялись, его, даже можно и так сказать, уважали.
Ему поклонялись.
Людям запрещалось смотреть на него, при его приближении все должны были падать ниц. Тех, кто не исполнял приказа убивали на месте специально обученные снайперы. Ему никто не мог перечить, у него везде были уши, глаза, и, что самое главное, руки. За год его правления было жестоко подавлено с десяток так и не выхлестнувших на улицы бунтов. Заговорщики были перерезаны еще у стола, во время составления плана.
Он каждый день хватал с улиц ту, что ему захотелось, вел к себе, развлекался с ней, а после мог в чем мать родила выбросить на улицу, даже если шел очередной кислотный фиолетовый снег. Некоторые сами ложились на него, веря, что так на них снизойдет Благодать Всеверховного и милость Черного Бога Мафусаила Дормидонтовича. Но ни о какой милости речи не шло — всех выбрасывали на улицы, измученных, иногда избитых, иногда искалеченных, а иногда и в мешке для трупов.
-Вот же идиоты! - приговаривал Мафусаил Дормидонтович, Вечный Владетель и Управленец земель Великих Руин Анкроума. - И почему они верят мне?
-Страх заставляет поверить во все, мессир. - Его первый помощник был не из робкого десятка, но и он предпочитал смотреть по возможности в пол. Ведь у Мафусаила Дормидонтовича всегда был по рукой тесак, и три головы, некогда принадлежавших его первым помощникам, уже украшали полки его кабинета. - А еще вы дали им веру, надежду, и мал-мальски защитили, построив стену вокруг Руин. Ничего, что колючка на ней висит вовнутрь, минные поля тоже внутри периметра и пулеметы на вышках обращены к городу, зато ни одна мышь не проскочит! Э-э...
Мафусаил Дормидонтович одарил его таким взглядом, что волосы поседели даже в штанах. Он ждал, когда его голова украсит сей кабинет, для него это была честь. Но этой чести он не удостоился. Пока что.
Правленец ухмыльнулся, похлопал его по плечу.
-Знаешь, а ты прав! Чертовски прав! - Правленец наклонился к уху своего помощника и с гордостью и высокомерием, интонацией принижая всех до уровня плинтуса, прошептал, - Они зовут меня Богом! - а затем закричал навесь кабинет, - И мне это нравится!!!

Три дня спустя Мафусаил Дормидонтович вышел на балкон, дабы народ мог пообщаться с Богом и посмотреть на того, в кого верили. Пусть и под страхом смерти, но зато быстрой и безболезненной. А еще он избавил их от наездов Черных Подпольщиков, усадив их головы на колья в разных частях Руин Анкроума.
Его высокие тяжелые черные ботинки с коваными подошвами выглядели шикарно, особенно, когда он вплавил в них стальные шипы, лезвия и прочие отнюдь не декоративные украшения. Пропитанные свинцом черные мешковатые штаны, заправленные в эти самые ботинки чуть ниже колена, украшали цепи, амулеты, маленькие кармашки с ножами и прочая дребедень. К кольцу на поясе цеплялся знаменитый тесак, лезвие которого отливало зеленоватым оттенком. Плащ был обит по краю небольшой цепью, прикрепленной к нему кожаным переплетом. Само полотно плаща состояло из небольших лоскутов, и приглядевшись, можно было разобрать, что сделано оно из скальпов. В куртке, тоже просвинцованной, таилось несколько ножей, тесаков, фальшеонов, в рукавах были вшиты длинные спицы. Грудь была усилена стальными пластинами, на локтях имелись жесткие вставки.
Он натянул капюшон на голову и прошагал к краю. В абсолютной тишине казалось, что звон его подков разносится по всему городу. Люди столпились, глядя на него. Рядом с Мафусаилов Дормидонтовичем стоял его первый помощник, седой что мел.
Мафусаил стоял у края плиты, именуемой балконом, под плитой из земли торчали сотни арматурин. Это была излюбленная казнь Правленца, когда сталкиваешь тело вниз, оно пролетает несколько метров и нанизывается на эти колья. Раз в месяц добавляли еще колов, подтачивали их и снова сбрасывали неверных режиму. В общем, когда Правленец стоял у края, внезапно его помощник сорвался с места и побежал на Мафусаила. Обхватив Мафусаила за грудь, он с силой оттолкнулся и прыгнул вниз, утянув за собой и Зильберштенхаца. Оба они, пролетев вниз порядка трех метров, распластались на частых метровых кольях.
В этот момент в толпе, пришедшей на аудиенцию, взгляды резко изменились. Одни считали, что диктаторство закончено, вторые — что спаситель их погиб. Третьи просто хотели махач. Толпу разогрела бывшая армия бывшего Вечного Правленца, закинув туда несколько десятков ножей, фальшеонов, пистолетов. Им хотелось зрелища и только. Сама стража, наблюдая за зрелищем расселась на крышах рядом стоявших руин, часть из них были все-таки втянуты в кровавую баню. Всем им было наплевать, что сейчас произошло. Наплевать им и на правленца. В городе воцарил хаос и анархия. Сначала произошла резня на площади перед Бункером Советов, постепенно драки и стрельба растеклась во Великим Руинам. Вокруг рушили остатки строений, убивали не похожих на себя, грабили, бухали, били морды, насиловали не успевших спрятаться женщин, подростков, бабушек, всех, кто попадался под руку.
Так был отпразднован Первый День Свободы без тяжелой руки Владетеля Земель Руин Великого Анкроума. Так закончилась история Тщеславного Подонка.
Вскоре на улицах зазвучала песня.

А на въезде в город висел изрешеченный пулями знак. Из-под ржавчины едва виднелась надпись, и гласила она «Welcome to Ank-Rome».

Когда просыпаешься на Луне тебя ещё пару минут терзают смутные аллюзии — нет той привычной утренней обстановки пробуждения, к которой привык с самого детства на Земле. Ты открываешь глаза, берёшься двумя руками за голову, лежишь так несколько мгновений, после чего привстаёшь на локте и выглядываешь в окно — непривычно с утра по раньше смотреть сверху вниз на такое количество важных людей. Но ты просто смотришь на Землю.
Первое время ты воспринимаешь её просто напросто космическим телом. Таким же интерьером космоса, как машины во дворах многоэтажек: стоят себе, разноцветные, недвижные, мёртвые. А внутри каждой таится целая жизнь, для возбуждения которой стоит лишь повернуть ключом. Но чем больше ты проводишь времени здесь, на космической базе Луна-1, чем больше ты тоскуешь по людям, рекламам и прочим бесполезным созданиям всевышнего, тем активнее разыгрывается твоя фантазия при одном лишь взгляде на родную планету.
Вот и сейчас Сид, приподнявшись на локте, смотрел в иллюминатор, представляя себе всё в столь ярких красках, в которых всё и происходить, пожалуй, не способно. Сегодняшним лунным утром Земля повернулась к нему Африканским континентом. Он в негодовании харкнул в Землю, едва представив перед собой лицо того чернокожего юноши, к которому ушла его жена семь лет назад. Остановленный стеклом иллюминатора плевок медленно стекал, оставляя за собой пузырчатый склизкий след.
Сид смотрел на это, представляя что Землю сейчас разрезает на две половины, но, всё же не желая терять родной дом и всех близких, он решился спасти свою любимую планету. Высунув язык и прислонив его к стеклу астронавт слизнул выплюнутые собой слюни, успевшие смешаться с грязью и микробами иллюминатора. Поморщившись всего на мгновение от вкуса холодных и грязных слюней он с удовлетворением взглянул на проделанную работу — больше Землю не расходилась по швам. Можно идти в столовую.

***

Русская женщина Светлана готовила какие-то субпродукты, виляя задницей и разбрасывая по полу всякий хлам: обёртки, крошки, капала жидкостями. Когда настала пора снаряжать экспедицию на луну Америка не нашла более достойного кандидата ей в напарники, нежели Сид. Было заранее известно, что работать по соглашению ООН американскому астронавту придётся с русским коллегой, а Сид оказался единственным, чья врождённая ненависть к «Казацким выблядкам» на тот момент оказалась сильно притуплена ненавистью к чернокожим.
Даже сейчас, спустя семь лет, он мог отказаться уступить в метро место чёрному инвалиду, или не придержать дверь магазина для многодетной матери, набравшей пакетов тон на семьдесят, лишь за то, что она чёрная.
Из-за его уникальности НАСА выполняла все его прихоти, лишь бы он согласился отправиться на Луну. На официальном приёме у президента он потребовал отнести блюдо с чёрным хлебом на другой конец стола. И встречаться кроме как в Белом доме он отказался. К его вилле за неделю перед запуском проложили дорогу из белого асфальта — новая экспериментальная смесь. Его секретарю пришлось окраситься в рыжий цвет, так как Сид был высокого роста, и на уровне его глаз постоянно находилась шевелюра собеседника. И если это брюнет, коим и оказался его секретарь, - Сид вскипал.
Светлана, к счастью американца, оказалась лысой. Она была, прежде всего, учёным. За несколько лет до космических миссий она занималась операциями в зонах повышенной радиоактивности. Волос она лишилась в Чернобыльской Зоне отчуждения, которой и посвятила большинство своего упорства. Во всех газетах мира тогда писали о могущественной женщине, единственной выжившей из всей отправленной в Припять экспедиции.
В тот раз группа наткнулась на отряд вооружённых, в отличии от учёных, сталкеров. Яйцеголовые оказались загнаны в зону сильного фона, моментально обезвоживаясь. Правда оно или нет, но говорили о найденных трупах, со следами укусов по всему телу. Кровь из них была высосана под чистую. Никто так доподлинно и не знает, каким образом с проблемой обезвоживания в тот раз справилась учёная из России.
-Что у нас на завтрак, Светлана? - спросил Сид на английском языке.
Она обернулась, упорно обдумывая услышанное. Члены космических операций ООН должны на разговорном уровне располагать знанием английского, но Света явно испытывала затруднения.
-Борщ, - сказала она и отвернулась вновь.
-Какая жалость, а я думал насладиться великолепным огуречным соусом из тюбика... Может у тебя завалялся один? - наигранно спросил Сид.
-Знаешь, повезло тебе, есть один, - она протянула ему тюбик. - Хотя уверена, от борща бы ты фиг отказался.
Сидни сглотнул слюну. Имел он дело с этой русской кухней: уж что-что, а готовить эти казаки умеют. Вкусно поесть вообще всегда для него было решающим фактором во многих вопросах. Однажды он предпочёл пойти к своей знакомой на экзамен по кулинарному искусству, нежели со своими одноклассниками на выпускной бал. В итоге все, кто был на том балу, сгорели заживо: какой-то псих не получивший аттестат ворвался на празднество с огнемётом и совершил свой суд. Ну а Сид в тот вечер не просто вкусно поел. Так как весь их городок был устремлён взорами к выпускному баллу престижнейшей в округе школы, то на экзамене по кулинарному искусству присутствовало лишь двое гостей — Сид и легенда города, генеральный директор НАСА Тони Мак'Нил.
Тогда они оба набили животы и, поочерёдно весело отрыгивая, присели за дальний столик, в ходе разговора за которым нашли друг в друге родственные души. Сид любил вспоминать такие приятные вещи из прошлого, особенно если в них фигурировало неплохое обжиралово. Сейчас же он с отчаянием взглянул на доставшийся ему тюбик, обречённо выдавил его в рот, пережевал и отправился за пульт управления. Работа не терпит отлагательств.

***

Во времена существования Либертании, первого пиратского государства, на каждом судне в ходу было поверье. Оно гласило о том, что твоя сломанная вещь больше не твоя. В кабаках с мясом вырывали деревянные ноги у пиратов, едва их надломивших. Разломленную саблю ты не смог бы отнести к кузнецу перековать — по дороге её отберут, даже разрезая собственные руки в кровь.
Весь шик этой традиции заключался в том, что в течении недели все сломанные вещи собирались в кучку, а в воскресенье, когда вся пиратская рать собиралась в столице своего государства, размахивая чёрными флагами, эта куча хлама вываливалась в огромную яму, вырытую посреди столичного острова, в которую садили старух и детей с захваченных судов.
Если твоё судно разгромлено — это больше не твоё судно. А когда ты просыпаешься от яркой вспышки, режущей сознание сквозь тонкие шторы век, а открыв глаза уже впиваешься взглядом в свою уничтоженную планету, как бы сложно тебе ни было это воспринять — это уже не твоя планета.
Сидни зажмурил глаза, открыл — так оно и есть. У соседнего иллюминатора на крах цивилизации взирала Светлана. Ещё вчера вечером они сидели на лунной поверхности в скафандрах на пляжных лежаках и весело шутили о временах холокоста, а по утру проснулись, чтобы увидеть новый мир.
Мир, в котором нет твоего счёта в банке или могилы отца, на которую ты отнесёшь цветы раз в год, выкраивая время между показушным посещением церкви и просмотром детского порно в своей квартире, обставленной прямо со страниц каталогов IKEA. Эти каталоги, скорее всего, лежали бы в твоём туалете в качестве туалетной бумаги, ведь нормальные рулоны ты не купил, увидев в торговом центре у прилавка напротив симпатичных девушек, которые невесть что о тебе подумают, о покупающем туалетные принадлежности полноватом мужике, прячущем свои складки жира и вечно потные подмышки под громоздким скафандром астронавта. Нет, этого мира больше нет. И, едва об этом подумав, Сидни расплылся в улыбке, повернулся лицом к Свете и жизнерадостно присвистнул.
-Мне кажется, или теперь ты действительно не против испытать оргазм в условиях нулевой гравитации? - он подмигнул и нервно хохотнул всё ещё ошеломлённой женщине. - Если ты не против — я буду ждать тебя снаружи. Не забудь просверлить отверстие в своём костюме.
Американец расхохотался и грохнулся на пол, потирая рукой причинное место, ожившее уже от одних мыслей о предстоящем бесчинстве, которое никем уже не зафиксируется и никем не осудится. За которое не перед кем будет краснеть, кроме этой женщины, ближе которой у него больше не осталось никого в мире.
-Ты понимаешь вообще, что нашу планету только что раскидало кометой на тысячу осколков по всей солнечной системе? - её круглые от возмущения и шока глаза глядели прямо на него.
-И что теперь? Поплачем? Или может похороны устроим? Не, панихиду, вот! - Сид издевательски наклонился вперёд, отвечая на немой ужас в глазах Светы своей ироничной ухмылкой. -Не дури, вставай, у нас мало времени.
Он, наконец, вытащил всё своё тело из кровати и, выйдя из комнаты, бодро зашагал по коридору. Она вновь обернулась к иллюминатору. Землю пронзило в двух местах — на входе и на выходе, всю остальную площадь медленно заволакивало клубами чёрной пыли. Удар пришёлся примерно в площадь России, на выходе захватив территорию северной Америки, безнадёжно уничтожив обе родины астронавтов в первую очередь.
Светлана обречённо вздохнула полной грудью, взяла с тумбочки свой платок, тщательно протёрла лысину, потянулась, встала и побрела вслед коллеге.
-К чему ты это? - спросила она входя в столовую.
Сид не обернулся: он готовил что-то из сублимированной еды и кинул через плечо встречный вопрос:
-О чём ты?
-К чему ты ведёшь, говоря, что у нас мало времени? И как ты вообще можешь после такого есть?
Она взяла стакан воды и попивала мерными глотками, когда он развернулся к ней лицом и с набитым ртом начал объяснять.
-Видишь ли, сам я в науке не силён, но после такого не хилого столкновения выработается приличное количество энергии, - он рассказывает, а жёванная каша вываливается из его рта и стекает по костюму на отполированный голодными и больными детишками где-то в ныне несуществующих странах третьего мира пол. -Энергия пойдёт волной, и, примерно через, - он взглянул на часы, -сейчас, - эта волна преодолеет космическое пространство между Землёй и Луной, и нас тряхнёт с такой си...
Резкий толчок выбил землю из под их ног. Падая у неё в голове успела промелькнуть лишь мысль о том, что выбило у них Луну, а не Землю. На мгновение погас свет.

***

Покачивая головой Светлана приподнялась на локтях и оглядела комнату. Множество вещей были перевёрнуты вверх дном, сломаны в дребезги и приведены в негодность. Чавкающие звуки прямо у себя за спиной она услышала внезапно, что весьма порядочно её испугало.
Сид сидел задницей в каше из пережёванной собой еды, которую ронял со рта ещё до толчка, и с серьёзным видом вертел что-то в руках. Узнав в этом предмете полу переваренный носок она выблевала себе в руки жидкую темноватую массу.
-А я всё думал — куда он делся? - радостно щерился ей Сидни.
-Какого хрена происходит? - она вытерла рот рукавом, ещё больше запачкав лицо, и села, прислонившись спиной к обломкам холодильника, из которого воняло какой-то кашей и плесневелой зеленью. Всё её тело было в агонии какого-то неясного дискомфорта, смешанного с отвращением к этому человеку напротив.
-Взрывная волна от столкновения кометы с Землёй сотрясла нашу новую планету — всё вполне обыденно.
-Взрывная волна в вакууме? Бред полнейший... - они пыталась собраться с мыслями.
Он сунул руку с носком за спину, а вытащив его уже коричневым — бросил через плечо. После этого, глядя прямо в полные изумления глаза русской учёной, он скрестил руки на груди и продолжил:
-К чёрту, самое интересное происходит, всё-таки, сейчас.
-Что? Что происходит то?.. - она только сейчас поняла причину своего смятения. - Почему так жарко?
Светлана расстегнула и сбросила с себя комбинезон. Из её левой щеки торчали поблёскивая осколки стекла от стакана, из которого она пила в момент падения. Задев их снимаемой через голову одежду она спохватилась и упала на пол, истошно вереща.
Её напарник встал и натянул штаны. Только сейчас стало отчётливо видно и не осталось никаких сомнений, что сидел он не только в пережёванной еде. Ужасный смрад расползался в тепле по всей комнате.
-Вставай, пошли. Я покажу тебе кое-что интересное.

***

-Что это?
-Это станция «Мир».
-Вот оно что... Не было никаких мифических взрывных волн. Когда «Мир» потерял притяжение Земли и сошёл с его орбиты — он начал притягиваться к нам. Но нет у нас чего-то такого... Атмосферы может. Так и грохнулся.
Сид тяжёлой походкой астронавта пошёл к орбитальной станции.
-Да, Света, ты права. И именно по той же причине мы сейчас падаем на Солнце.
Глаза Светы в миг округлились. Она поняла всё. В солнечной системе разгар «Парада планет». Ничто сейчас не помешает Луне грохнуться прямиком на раскалённую звезду. Она бросила взгляд вправо. Силуэт Земли почти не различался на фоне чёрной бесконечности космоса.
-И что мы будем делать? - спросила она. Плакать не хотелось.
-Не знаю как ты, - ответил он, раскрывая один из люков орбитальной станции «Мир». -А я всегда мечтал попробовать на вкус человечину.
Он вытащил за ногу на поверхность Луны мёртвого астронавта, с расплющенной в кровавую кашу головой. Светлана подалась корпусом вперёд и её вырвало на забрало скафандра.

***

-Знаешь, я всё понимаю, но почему ты голый? - обессиленная она валялась на полу лаборатории. Он притащил её сюда, бессознательную, и оставил в стороне. Взяв скальпель он препарировал свою добычу, в лице чернокожего астронавта, найденного на борту «Мира».
-Я уже со всем смирилась, - продолжила она. - Что ты говном обмазываешься, на Землю тебе насрать, людей ты жрёшь... - она скривила противнейшую гримасу, глядя как он отдирает зубами куски мяса с бездыханного тела. -Но я, чёрт тебя сзади возьми, одного не пойму — почему ты ходишь голый?!
-Жарко, - бросил он ей, и продолжил вгрызаться в тело мужчины. -Я не пойму, против чего ты пытаешься выступать? Через пару часов мы сдохнем. Мы поджаримся на том сокровенном, которое радовало нас в первые деньки лета. К которому вскидывали правую руку миллионы людей, верящих в идиотские идеалы и которое украшало флаги десятков государств. Именно оно — Солнце, оно сегодня убьёт двух последних оставшихся в живых людей.
-Ты уже не человек, ты зверь, мать твою! - заорала она на него.
Он лишь сделал неопределённый жест головой, укусил негра в ляжку, выдрав жилистый кусок чёрного мяса, который был проглочен в совершенно не пережёванном состоянии, и уставился в неё своим спокойным безрассудным взглядом.
-То, что мы вчера видели, - он ткнул рукой к иллюминатору. -Это называется армагедон. Апокалипсис! Человечеству пришёл конец, и не от эпидемии, не от войны — а всего-лишь от кометы, которую не смогли заметить из-за перерасхода средств на корпоративы. Ты не задавалась вопросом, почему люди готовы тратить тысячи денежных единиц на роскошные яства, на то, что по сути всего-лишь попадёт в них, а после выйдет совершенно бесполезным комком? Почему нельзя потратит это на вещи, которые сослужат тебе долгую службу? Люди ставят, всю жизнь ставят, впечатления на первое место. Лишь потому, что ими можно делиться ничего не теряя. Тем ублюдкам, которые люди, - тем ублюдкам апокалипсис. Мы с тобой — та романтическая тема, ложившаяся под перо тысяч владельцев этой сволочи музы. Тем ублюдкам — апокалипсис. Мы с тобой — постапокалипсис. И напоследок, я думаю, нам стоит хотя бы попытаться стать новыми Адамом и Евой. Иначе нам даже нечего будет предъявить на суду у Всевышнего.
Около пяти минут они просто молчали, глядя кто в стену, кто в потолок. Жарило с неимоверной силой. Они уже оба были голые и в поту. Ещё через пять минут начали плавиться иллюминаторы.
-Но... - робко начала Светлана. -Я не верю во всевышнего.
-А я просто хочу хорошенько натянуть кого-нибудь после такого плотного обеда.
Она улыбнулась и опустила глаза, но начала приподнимать тело навстречу Сиду. Сидни просто смотрел на эту глупо извивающуюся лысую и потную дуру из мерзкой страны, которой больше не существует, на её болтающиеся груди, опьянённые жаром глаза... и смеялся.
Наконец она приблизилась довольно близко. Он притянул её к себе за плечи и они слились, но ни на секунду не замерли в затяжном поцелуе конченных людей. Сплетаясь в луже крови два тела вставали в немыслимые позы и не останавливались ни на мгновение.
Пожирая мизерную серую планету Солнце полыхнуло ярче обычного, и последний услышанный вселенной женский оргазм был настоящим, ничуть не наигранным проявлением пика женского наслаждения. Хотя бы поэтому человеческий род не зря просуществовал несколько жалких десятилетий в бесконечном великолепии галактики.