Предыстория.
Сижу я такой красивый. Слушаю расово-верную музыку.
На строчке "Я устал, четвёртый год во мне живёт нарвал" я понял, что а неплохо было бы накропать какую-нибудь тушопищательный сказ за всякое непотребство.
На строке "И стесняюсь мыться без котлет" был открыт текстовый файлик ОпенОффис, а вертикальная палошка игривисто подмигивала мне на девственно-белом листке, дескать, давай пиши, скотина. Как показал Майл.ру эта палочка называется "курсор".
Но об чём писать, спросишь ты, мой дорогой читатель, который оказалсю здесь почти случайно?
И идея пришла лишь на строчке "Там гусь из каннибалов свил гнездо". А я, оказывается Гейм-мастер в НРИРЖ (Настольной ролевой игре разговорного жанра) по системе Dungeons and Dragons 5 редакции с более, чем двухлетним стажем. И игроки там устраивали такой звездоворот, что придуманный мною мир треснул по швам даже там, где швов не было.
И обмакнув клавиатуру в омуты своей памяти, я принялся тварить (от слова "тварь").
В общем.
Часть первая. Кости
Эпиграф.
"А за спиной лишь мрак предвечный,
И морок гиблый впереди.
Но ты, мой друг, смотри не кисни -
Свети"
- Так вот кто у меня мелочь ворует... - задумчиво произнёс чуть надломленным от многодневного безмолвия Ёрм, раскрыв глаза. Что примечательно, сонливости в нём не было ни горсти. - Всегда бы так просыпался.
Его взору пронзительно синих глаз предстала грудь. Женская, подтянутая, и ничем неприкрытая. Даже не женская... Маленькая слишком. Не расцвела ещё её владелица. Или отощавшая чрезмерно. Вон, даже рёбра хорошо проглядываются через молочно-белую кожу. Хотя руки задраны вверх, может поэтому?
Молниеносный рывок, переходящий в отскок назад, и прекрасный вид сменился не менее приятным взору зрелищем — предрассветным небом, наполовину скрытым густой листвой окружающих деревьев. Скоро рассвет, выходит. А нежданная гостья из нелюдей, раз в ночном виду гуляет, да тело своё молодое и поджарое проветривает. Кстати, с таким отпрыгом должно было быть рано или поздно приземление. А где оно? Звука не было.
Откинув плащ и поднявшись на локтях, путник взглянул на девушку, и пристально стал изучать незнакомку. Копна огненно-рыжих волос с роду не знавших гребня собрана в кривую неровную косу с завязанным на кончике шнурком в которой был вплетён какой-то камешек, который ему раньше доводилось где-то видеть. Тонкое лицо с изящными чертами очень напоминало лисью мордочку, если бы не рога, держащие пару прядей волос не упасть на лицо и помешать глазам с вертикальными зрачками и разного цвета радужками смотреть на него. Изящная, должно быть, полоска губ ощерилась в хищном оскале, оголяя ровные острые зубки. Кусаться готова, вестимо. Да и поза такая, что в прыжке или в горло зубками вцепляться, или отведённой для замаха рукой коготками полоснуть по тому же горлу. Ну вот, не зря бороду отпускал. С этим у неё проблемы возникнуть могут.
Ноги напряжены. Даже в предрассветной темноте леса видно, как рельефно прорисованная мускулатура напряжена. Сильна девчонка. И длинный тонкий хвост, слегка видным всё в той же темноте плохо различаемым кончиком хвоста нервно подёргивается. Лёгкое шипение тоже не выказывало дружбы. Она даже немного дымит от источаемой злобы. Погодите-ка... Дымит? Скользнув ещё раз по аппетитно оттопыренной ножке ночной гостьи Ёрм посмотрел вниз и увидел, что прижавшись ещё ниже к земле, девушка прямо рукой угодила в ещё тлеющие угли, а теперь туда и волосы попали, отчего кончик косы начал куриться сизой струйкой дыма.
- Волосы... Аккуратней... - кивнув незнакомке на источник дыма Ёрм, до конца стянул с себя плащ и принялся вставать. Ночная гостья совета, видимо, не послушала, но на вставание мужчины отпрыгнула ещё немного назад, что помогло спасти прекрасные волосы девушки от неминуемой порчи такой красоты. - Ты меня не убила, хотя могла. Не по правде будет, если я не отвечу на добро добром. Разумеешь?
Получив в ответ короткий кивок в ответ, Ёрм неторопливо развернулся и нагнулся за котомкой, на которой этой ночью он лежал. Заметив развязанную горловину которой, здоровяк хмыкнул себе в бороду, и кинул косой взгляд в сторону немногословной собеседницы. Та встала в полный рост и теперь пристально смотрела за его действиями. Волосы у девушки только или на голове и растут, или она часто по чужим кострам бегает. Или, на крайний случай, сама их зажигает, в качестве топлива для которых свою одежду использует.
Перестав злобно скалиться, девчушка стала выглядеть очень даже ничего. Губки-то прям загляденье. В меру пухлые, ровные. Скулы высокие, ровные. Щёчки впалые немного, но это поправимо, есть чем подпереть, как сказал бы Три-Гвоздя. Ещё раз хмыкнув, Ёрм принялся на ощупь искать развязавшийся шнурок, думая, что тот за корень дерева зацепился, под которым он себе устроил лежанку. На ощупь нашёлся лишь пустой кошель, чья завязка так же была развязана и, видимо, намеревалась быть оторванной от мешочка кошелька. Хотя нет, вон на одном хлястике следы зубов. Понятно.
- Хвоста, значит, мало... Ещё шнурков захотелось? - пробасил Ёрм, поднимаясь на всю высоту своего роста и разворачиваясь к ночной воровке. - А самой сделать? Ручки есть, коготки тоже.
- Я тут хозяйка! Тут всё моё! - очень даже по-человечьи уперев руки в боки, недовольно проговорила нелюдь, начав хмуриться. Хвост обвис безвольной плетью, и лишь кончик хвоста нервно подрагивал. Какой удобный показатель, однако. Всем бы женщинам такой, цены бы им не было. - И ты мой, и вещи твои!
- Так твои или мои? - удивлённо подняв бровь пробасил Ёрм, пряча уголки губ изогнутых в улыбке в бороде. А сам в голове удивлялся росту девушки. Четыре локтя в ней на глаз, если без учёта рогов. Три-Гвоздя и тот ниже будет, а он не самый низкий. Немного подумав, здоровяк развязал шнурок, которым обвязывал бороду, и принялся обматывать горловину мешка. Сейчас в него лезть смысла нет, всё равно костёр пока разводить смысла нет, еду на сегодня ещё надо поймать.
- Отдай! - раздалось у мужчины за спиной. Гораздо ближе на этот раз. Обернувшись назад, он увидел, как рыжая подошла к нему почти вплотную и протянула руку ладонью вверх, требуя что-то. Что примечательно, он этого не слышал. Опять.
Обокрали? На мне отыграться решила? - иронически поднял соломенную бровь исполин, поднимая с земли свой плащ, и отряхивая его от налипшей на него листвы и мелких веток. - Не спорю, представилась ты мне изящно. Я бы так каждый раз знакомился. Но позволь. С нелюдью я не шибко дружу. - рука самостоятельно дёрнулась и почесала старый плохо зарубцевавшийся шрам на левой ключице, чей кончик был виден из-за отворота рубахи и стоячего ворота полурастёгнутой дублёной куртки. Это она развязать пыталась? Ей так шнурочки нужны?
- Зачем играть? Ты не детёныш. И кто такой Обок-рали? Что за зверь? Хищник? Где живёт?
Тяжёлый случай. Дремучая нелюдь. Хотя и разумная. Ладно, давай ещё раз.
- Ладно, давай ещё раз, - вздохнул Ёрм, помассировав неоднократно ломавшийся нос. Боги, а ведь утро так прекрасно начиналось. С грудей. - Я Ёрм.
Первая отличная от ярости эмоция, которая озарила личико этой рыжей непосредственности, стала озадаченность. Дремучий случай. Тяжёлая нелюдь. Может, не очень-то и разумная? Ладно, давай ещё разок.
- Это имя моё. Меня так зовут. Ёрм. А тебя как? - сопровождая указыванием ладони сперва на себя, потом на неё, спросил я. - У тебя есть имя?
- Кто тебя зовёт? Никуда не иди. Ты теперь мой, - не поняла рыжая, смешно нахмурив брови, отчего стала выглядеть как маленькая девочка, которой пытаются объяснить, почему надо сперва поесть, а потом идти играть, а не наоборот, или совмещать. - Имя нет. Меня никто не зовёт. Я сама себе хозяйка.
И как бы в подтверждение мотнула головой, отчего её коса мотнулась вслед за ней, брякнув руной, вплетённой в плетёный шнурок. Хозяйка, полная загадок... Хозяйка, значит... И его, Ёрма, руна при ней... Окрестить бы надо, для простоты общения. А как? Рунхельг? Рун? Рунгерд, Гудрун? Нет, не то всё... Хотя тайна в этой рыжей есть. Фрун? О боги, как же тяжело отцам в придумывании имён детям, не зря это женская забота. Реви?
Ёрму сейчас представилось, как это выглядит со стороны. Огромный бородатый мужик собирает вещи в котомку посреди предрассветного леса, а рядом голая рогатая девица виляет хвостом, пытается отобрать плащ, свёрнутый в рулон, и при этом ещё глядит как волчица, которая решила мелкого волчонка к себе забрать... Волчица. Ильва? Подходит, в принципе. Да только она больше на лису похожа. Хотя он, Ёрм, тоже на змею не похож. Нет, кто-то рассказывал, что далеко на юго-западе водятся какие-то огромные змеи, которые человека могут целиком проглодить. Вот дракон да, тот может. А это вряд ли. Не бывает таких змей. Нет нужды им такими огромными вырастать. Так и девчонка с внешностью лисёнка может быть со взглядом волчицы.
- Ильвой будешь, значит. Ильва, то бишь, - окрестил незваную гостью Ёрм, и ему прям от сердца отлегло. Неправильно это, беседу не с приветствия начинать. Вроде бы Ильве проще стать должно, у неё теперь имя появилось. А она, резко вырвав из Ёрмовых рук плащ, сделав пару шагов назад. Теперь на её милом личике показались признаки испуга.
- Нет! Ты не хозяин! Я хозяйка! Я главная. У меня теперь есть всё как у хозяйки — верёвка на голове и красивая шерсть! - интонации интересные в её голосе прозвучали. Испуг, попытка оправдания, попытка командовать. Такая маленькая, а уже женщина.
- Я догадывался, что в землях графини Палфи чудес не счесть. Считал, что они нечистью кишат... Но такое... Не уколись только, - подсказал Ёрм рыжей бестии, которая сейчас изучала принцип работы фибулы, оттянув острый конец и принявшись его вертеть в руках по всякому.
Изящная серебряная фибула, выполненная в форме головы змеи с глазами-сапфирами в свободном состоянии была с открытым ртом, в котором торчали два стальных клыка, которыми и закреплялся плащ на шее. Искусная, дорогая, но до ужаса неудобная штуковина, которой с Ёрмом расплатился один представитель подгорного народа в обмен на избавление от группы лихих людей.
Если ей и плащом придётся пожертвовать, чтобы избавиться от наречённой им Ильвы, то Ёрму будет только хорошо. Отдарился подарком местной, очевидно, самонаречённой, хозяйки местных лесов за возможность спокойного прохода.
- Да погоди ты, не так, - не удержавшись от неумелых попыток застегнуть на себе плащ, который ей явно на локоть с гаком великоват по высоте, а в ширину так и вовсе втрое её шире.
Взяв один из концов плаща, Ёрм поддел его внутрь вставшей как вкопанной Ильве, сделав его сильно внахлёст, после чего примерился и прикусил фибулой кусок плаща, отчего она, голова змеиная, поместилась у той сильно на самом плече. Начав утягивать вощёные подвязки на капюшоне, утягивая его размер примерно до размера головы девушки вместе с копной её волос, после чего вспомнил, что девушка не простая, а с рогами. А поэтому плюнул на это дело, утянул насколько смог, ровно расположил капюшон между лопатками девушки, поднял неумело заплетённую косу и спустил её, чтобы Ильва могла головой крутить, и ничего бы ей не мешало.
- Молодец, Орм, я довольна, - проговорила девушка, примеряясь к плащу. - Только не понимаю, зачем так много шерсти? И когда ты себе новую отрастишь? И почему она серая, а ты вон, как сухая трава?
- Это не моя шерсть, - проговорил Ёрм, ухмыляясь про себя. Ещё бы, подарил девушке серебряную блестяшку, нарядил в новые тряпки, и она довольной сделалась. Такая дикая, а уже женщина. Хотя почему бы ей не быть женщиной? Вон, всё при ней.
Раскручиваясь, словно волчок, девушка задрала полы всё ещё достаточно длинного для неё плаща, оголяя подтянутые икры. Хотя да, в лесу жирком не заплывёшь. Сейчас, конечно, не шибко с этим делом загуляешь в любом случае. Лето только-только середину преодолело. А жирок к зиме обычно нагуливают. Боги, какая же ладная девка. Не будь у ней хвоста, рогов, кожу не настолько бесцветную, да масла в голове побольше, была бы... уже совсем другой. Не его это дело. Пора ему.
- Радуйся, Орм, твоя хозяйка довольная, - навертевшись-накрутившись, соблоговалила Ильва. - Теперь можешь мне поведать, кто такая Палфи, и в чьей она стае.
- Графиня Катерина Палфи. Хозяйка местных земель. В стае своего мужа, Иштвана Иллесхази, местного жупана, ещё более хозяйственного хозяина, - исполнил последнюю, как он думал, прихоть Ильвы, после чего закинул котомку на плечо, поднял с земли перевязь с мечом, на чьих ножнах сбоку было ещё сделано полукольцо, в которое было продет простенький топор, закинул на второе плечо и потопал дальше, продолжив свой путь.
Ага, понятно. Значит, я тоже жупан! И эта самая Палфи тоже! - сделала очень интересный вывод Ильва. - Я права?
- Ты задница, а не жупан, - вздохнув и кинув взгляд за плечо, проговорил Ёрм, увидев, как девушка идёт за ним. - И куда ты идёшь?
- Я задница, Итван жупан... Значит, Палфи тоже задница? - проигнорировав мой вопрос, спросила меня рогатая.
- Ещё какая... Но уже не уверен, кто из вас пожупанистей, - проговорил Ёрм, решив больше не поддерживать с ней разговор. Беседа, она же как грязь — если не смачивать словами, то высохнет и вскоре отвалится. Если только дело не с задницей имеешь, тут всё гораздо хуже... (Тут иное слово, но с целью попадания под ограничения в свободном интернете, пришлось провести свободолюбивую цензуру. Здесь и далее в общении этих персонажей будет культурная замена).
- Как это кто? Конечно же я! - теперь в голосе рогатой появилась гордость. - Веди меня к ней и я докажу тебе это! В какой части леса она живёт?
- Она живёт не в лесу... Куда я и иду. Но западнее пойду, - зачем-то ответил здоровяк этой мелкой рыжей пиявке. После чего что-то прикинул у себя в голове и повторно спросил. - А ты куда?
- К озеру, куда и ты, - удивлённо ответила Ильва, округлив глаза. - Отсюда столько по столько вот столько раз небольших прыжков. - и показала дважды десять пальцев, а потом три пальца. Дважды десять, должно быть, сто. А три, это, стало быть, три сотни.
- Немного не дошёл, - в сердцах сплюнул бы Ёрм, не будь он задумчив. - А один небольшой прыжок, это сколько? - девушка, идущая в нескольких шагах от него, на мгновение встала, после чего прыгнула локтя на три. Понятно. Значит, это дитё лесное только что сообщило, что это примерно два шага. Боги, какое же это числосложение сложное! Полторы сотни шагов. Выходит, Теперь в ближайшие пару лет кульбиты с числами будут у Ёрма ассоциироваться с этой рыжей бестией. Прекрасно.
Ёрм, дав себе зарок не считать в ближайшие пару лет никаких чисел больше десяти, развернулся и принялся смотреть себе под ноги, поскольку солнце ещё не поднялось достаточно высоко, чтобы освещать ему дорогу. Не то, чтобы в этом была такая уж необходимость, но хотя бы можно будет увидеть грибок-другой. Ведь из-за одной особо наглой особы ему пришлось сорваться с места. Хотя были там ориентиры на грибную полянку. Ясное дело, здоровяку этого явно не хватит... Но пиво кончилось, вяленое мясо тоже. Небольшую коробчонку соли он пятого дня обменял у углежогов на несколько точильных камней с разной зернистостью. Негоже воину за оружием-то не следить. Даже если воин отошёл от дел, и возвращался на родину без победы.
Поднявшись на поросший кустами орешника холм, с растущим на самой вершине дубом, взору здоровяка открылся вид на небольшое каплевидное озеро, берущее своё начало с противоположной стороны. Окружённое со всех сторон густыми кустами, подход к озеру был лишь со стороны холма, с которого к берегу ведёт очень крутой каменистый спуск.
Поднявшееся лишь самой кромкой солнце ещё не думало разогнать туман, мягким одеялом скрывающий водную гладь с зелёной каймой густо заросших берегов. Дышать в лесу было не в пример приятнее, чем в городе, и для уроженца севера приятнее мог быть только зимний горный воздух, когда снега покрывают всю округу, насколько хватает глаз, бесценным серебром, отражающим солнечный свет, переливаясь и радуя ребятню родной деревени. Но, бес его задери, это место ни разу на дом не походило, но чем-то повеяло таким родным, что хоть сейчас бери и оставайся здесь.
- Хорошо здесь... Думается легко, - проговорила Ильва, подошедшая абсолютно бесшумно.
- Причину не ведаю, но соглашусь, - пробасил Ёрм, отвлёкшись от невесть откуда взявшихся мыслей о доме. Задним умом поймав необычную деталь в словах Ильвы, здоровяк спросил. - Тебе думается? Ты это умеешь? А о чём?
- Хозяйка за свою стаю должна думать. Иначе плохая она хозяйка, - гордо выпятив грудь и задрав подбородок, проговорила девушка. После чего немного поникла и закончила. - О доме думается...
- Huvitav, - высказал своё мнение Ёрм на своём родном языке. Родном... на котором дома все говорят. А здесь его и слыхать-то не слыхивали. - Откуда на мою голову свалилась?
- Оттуда... - всё так же понуро ответила рыжая, указывая тоненькой ручкой на запад. - Мы под самыми зубами земли жили... В стае... Теперь я одна осталась... Всех остальных пламя поело.
- Зубы земли, говоришь... Горы, значит... Сотни полторы лиг, если не больше. И это ровно напрямки, - может, надо было её бы и подбодрить, да только плохой из Ёрма утешитель. Не на то он отрочество своё потратил, дабы нелюдь всякую подбадривать. Пускай, эта нелюдь его и начала раздевать. - Надо бы рыбы половить. Без завтрака день лучше не начинать...
- Сейчас поймаю! - проговорила девушка, лёгким движением руки щёлкнув фибулой, раскрывая её, и устремилась к водной кромке в чём мать родила, да так быстро, что плащ только-только на землю осесть успел, а она в водную гладь нырнула, вызвав необычно небольшой всплеск брызг, в котором мелькнул белой молнией кончик хвоста. Спустя несколько ударов сердца по воде только небольшая рябь пробегала, но и та недолго была.
- Это, конечно... да... - проговорил здоровяк, невольно задумываясь, а не оставить ли её здесь одну, а самому тихо уйти по своим следам обратно, а потом уйти другой дорогой? Но он быстро отмёл эту идею, поскольку ни шагов её он не услышал, ни как она развязывала рюкзак, на котором он лежал головой, когда спал. Вытащив из кольца на ножнах топор, Ёрм отправился за топливом для костра. Для опалубки камней он и на берегу наберёт.
Ильвы не было не то, чтобы долго, однако достаточно, чтобы её спутник успел развести костёр, и сейчас ножом затачивал несколько веток, на которых собирался пожарить тот улов, который или поймает рыжая, или что придётся ему ловить самостоятельно, поскольку трудно представить, как это недоразумение с рожками собралось вплавь ловить рыбу. Хотя за всё то время, что Ёрм готовил костёр, до его ушей донеслось всплеска три-четыре. Возможности задерживать дыхание этой хвостатой можно только позавидовать, если бы бородач был подвержен такому пороку.
Когда стал доноситься плеск воды около берега, солнце уже успело подняться достаточно высоко над верхушками деревьев, разогнать озёрный туман, и разбудить пернатую живность, отчего то тут, то там, к кваканью лягушек добавился птичий перезвон. Полностью поглощённый в мыслях о доме, который был вот прямо таки подле точно такого же озера. В нём самое то сейчас бы поставить пару сетей, закинуть невод-другой, да искупнуться бы...
Понимая, что тут что-то точно не так, Ёрм зловеще хмурил брови и почёсывал длинную соломенного цвета бороду, заплетённую в длинную косу, не достававшего трёх пальцев до мечевидного отростка. Но кручина быстро развеялась, когда он обернулся посмотреть на улов Ильвы, даже не зная, с чего больше удивляться.
Неся за хвост здоровенную стерлядь фунтов на восемь-девять, девушка как ни в чём не бывало шла по каменистому берегу и трясла косматой головой. В ходе плавания шнурок слетел с её косы, которая и расплелась под водной гладью. Но это ещё не всё. Рога и хвост отсутствовали! Их будто бы и не было! И кожа приобрела более человеческий оттенок, а не была белее снега зимним ясным днём. Подойдя немного ближе, Ёрму удалось увидеть, что глаза перестали быть кошачьими! Всё так же были разного цвета, один небесно-голубой, а второй янтарно-жёлтый, однако они были вполне себе человеческими!
- Разве хозяйку не надо встречать восторженно? - игриво промурлыкала Ильва, поднимая свой улов. - Да ещё и с добычей. Что такое, Орм? Что-то не так?
- Озеро, вестимо, колдунское, - проговорил всё ещё удивлённый здоровяк. - Рога куда-то делись, хвост... Кожа потемнела... Глаза человечьи стали.
- А, это всегда так, - как ни в чём не бывало сообщила Ильва. - Я при свете солнца одна, под луною я другая!
- Ничто не вечно под луной... - проговорил здоровяк, вспоминая строчку из какого-то произведения, которое слышал где-то давно и очень далеко отсюда. - С головою всё в порядке? Или мне опять рассупониваться?
- Рассу... что? - проговорила девушка, присаживаясь на расстеленный специально для неё плащ, по-прежнему не стесняясь своего вида. Признаться честно, после купания совмещённого с рыбной ловлей, выйдя на сушу, девушка заиграла совсем другими красками... Нет, не только её метаморфозы повлияли на это. Шёлковая на вид кожа сейчас была вся в капельках воды, в которых играли солнечные зайчики. Стекающие струйки воды нежно гладили молодое и горячее тело, отчего даже невозмутимый Ёрм судорожно сглотнул выделившуюся слюну.
В попытке отогнать крамольные, но очень приятные сердцу мысли, Ёрм встал и приблизился к Ильве, которая уже почти было хотела укусить ещё трепыхавшуюся рыбу за голову, резко её забрал, отчего пара чешуек порезала кожу на мозолистых лапах великана. Второй же рукой он взял плащ за капюшон и накинул на девушку, бросив короткое: «Вытрись и укутайся», после чего взял нож, которым точил остроги, и принялся чистить рыбу, предварительно отрезав той голову и хвост.
- Эй! Ты чего делаешь? - возмутилась Ильва, вскакивая с места, отчего плащ откинулся, а рыжая копна нечёсаных мокрых волос забавно подпрыгнула вслед за девушкой. - Я старшая, к тому же, самка в стае, я должна первой есть!
- Села, вытерлась и укуталась, - злобно пробасил Ёрм, не отвлекаясь от занятия. После чего подумал и добавил. - Настоящая задница сидит на всём готовеньком, и ждёт, пока другие из её стаи всё сделают. И чем она задничее, тем меньше делает.
- Да? - удивлённо восклинула Ильва, садясь обратно. - Ну тогда сам меня вытирай и укутывай, Орм!
Ёрму не хотелось, чтобы эта наглая нелюдь за ним увязалась. Пришлось смириться, и дать увязаться. Ёрму не хотелось её обманывать и подменять одни слова на созвучные и не очень приличные. Пришлось смириться, и дать подменить. Ёрму не хотелось злиться на эту мелкую наглую оторву, оторванную от цивилизации. Пришлось смириться, и разозлиться на эту оторву. Ёрму очень хотелось вытереть это молодое и горячее тело, а потом повалить на этот самый плащ, и прервать затянувшийся период воздержания. Пришлось смириться, и остаться сидеть на месте, чистить рыбу и объяснять ей прописные истины. Что он не Орм, а Ёрм. Что «жупан» и «задница» не одно и то же. Что она не главная, поскольку в стае из двух особей старшего или старшей быть не может. И что они не в одной стае.
Всё это девушка слушала молча и терпеливо ожидала, пока член её стаи не закончит словоблудие, очень для него нехарактерное. Но когда он сказал, что не в её стае, ей почему-то стало грустно. Грустно и обидно. Чего с ней раньше не было. Не зная, что делать, она села к нему спиной и опустила голову на подобранные коленки, обхватив их сперва руками. Ильва не знала, что в таких ситуациях надо делать. Но, видимо, это её память предков. Обидеться на глупого самца, который хочет сделать ей комфортно, но чего пока ещё не понимает самка.
- Икры нет... - пробурчал в бороду Ёрм, внимательно изучив требуху выпотрошенной рыбы, прежде чем нанизать её на несколько острог и поставить над углями. Кинув взгляд на всё ещё обидевшуюся девушку, которая, как ни странно, умеет обижаться, он громко вздохнул и полез зачем-то в котомку, в которой стал что-то искать.
Услышав, как человек что-то начал искать в своём мешке, Ильва горестно вздохнула и посмотрела на водную гладь озера. В нём приятно было плавать... Всегда. Каждый раз, когда она здесь оказывалась, она плавала. Бывает, от одного рассвета и до другого. Но оно отчего-то грусть навевало. Эта была та, приятная грусть. Как тоска по дому, куда держишь путь. Как чувство расставания с кем-то очень близким, дорогим, любимым. Но расставание это не навсегда, и ты твёрдо знаешь, что сможешь вернуться. Слегка зажатое между этими противоречивыми чувствами сердце не знало, с какой скоростью биться, и потому замедляло свой бег. И время начинало растягиваться. Идти медленней. Как этот огромный увалень. Большой он, как медведь. И такой же тёплый. Только хвост у него неправильный. И свои волосы он красиво делает. Она помнила, что кто-то дома так же делал, когда она была совсем маленькой. Столько воспоминаний из детства, из дома. И с каждым одеялом из снега, покрывающим её лес, а потом расплетаемым солнышком во множество ручейков, что питают и это прекрасное озеро, и растительность вокруг него. А этот. Дурак. Неправильный. Как кролик. Неужели непонятно, что она — старшая в их стае? И что стая эта есть? Если бы она не поймала эту большую рыбину, то ничего бы они сейчас не ели. Если бы не она разбудила бы его ночью, он бы не смог попасть в её стаю! И смотрел на неё как голодный злой волк.
Прям как дома, когда она была маленькой и отправилась гулять в лес. Тогда она себе нынешней и до бедра не доставала, что с рожками, что без них. Что с хозяевами природы может случиться на природе? Найдя небольшое озерцо с холмиком, на котором волчья стая остановилась под сенью дуба, дабы набраться сил, напиться воды и поймать животных, пришедших на водопой.
А встретилась она с вожаком стаи. С огромным волком окрасом шкуры серее неба в дождливую погоду и глазами, яснее чистого неба, что всегда бывает после дождя. И была там его стая. Волк с тремя железными зубами. Маленький волчонок, который любит выть на каждую звезду, слабый на один глаз. И старый угольно-чёрный волкодав с исполосованной мордой, будто черепаха, которую сбросил орёл с сотни больших прыжков, и единственным глазом. И был волк, чей хвост не ушёл без потерь из охотничьего капкана. И волчица, что могла зловещим рычанием медведицу заставить бросить медвежат. Помнится, посмотрел вожак на неё, маленькую Ильву, злобно рыкнул, а потом ушёл по бережку к воде. Искупаться, видимо, хотел. Надо бы и ей, Ильве, ещё разок сходить поплавать. Ведь это так приятно...
Вдруг, что-то вцепилось ей в волосы сзади, отчего она даже пришла в себя из глубины раздумий.
- Сиди. Не дёргайся, - как всегда, рублеными, точно удары топором, проговорил член её стаи, пытаясь что-то сделать с её головой.
- Что ты делаешь? - возмущённо воскликнула Ильва, понимая, что к её затылку сейчас только что припало несколько комаров с очень огромными лапками. Попытавшись схватить его за крылышки, она лишь столкнулась с тёплой рукой огромного Орма - или огромной рукой тёплого Орма, - которая держала что-то из дерева. Когда рука стала опускаться вниз, её очень больно потянуло за голову. - А ну прекрати! Мне неприятно!
- Не дёргайся, - повторил Ёрм, проводя гребешком по сроду нечёсанным волосам цвета пламени. Девушка, даже если бы сидела куда удобнее, вцепившись даже двумя руками в руку великана, не смогла бы замедлить движение этого пыточного инструмента. Но быстро осознав свои ошибки, он поправился. - Делаю самку стаи самой лучшей на этом водопое.
- Ты всё таки признал, АЙ, что я твоя хозЯЙка? - периодически воскликивая, радостно проелепетала Ильва, садясь поудобней и полностью распрямив спину. - И где ты ещё тут кого-то видишь? АЙ!
- Терпение, - пробасил Ёрм, после чего опять повторил. - Не дёргайся.
Ильве больше ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Примерно за такой непринуждённой беседой, проходящей по схеме «Ай — терпи — яй — не дёргайся» и прошли несколько сотен ударов сердца. Сильно меньше, чем предполагал Ёрм, но бесконечно долго по мнению Ильвы.
Развязав тесьму на бороде, отчего она в скором времени вполне себе рисковала расплестись, подобно волосам Ильвы, Ёрм принялся плести множество маленьких косичек, как в детстве его мать заплетала их его сестре. Помнится, луна и солнце тогда были словно чей-то взор, что смотрели за центром мира, за присносущим озером... Ах, вот оно что...
Порезав длинную тесьму на восемь верёвочек поменьше, Ёрм споро принялся за дело, не выпуская ножа из зубов, который всё ещё пах рыбой. Не думать. Не думать. Не думать. Как тогда, когда его дёрнуло пойти на охоту с ножом, луком да десятком стрел. А ведь мог спокойно рыбачить, как и вся семья.
Кое-как пересилив себя, здоровяк заткнул за пояс гребень, не переставая сжимать зубами, уже тихо поскрипывающими о сталь скрамасакса. Дурной запах рыбьей ворвани неприятно щекотал нос. Прошипев Ильве что-то вроде: «Сиди здесь», он направился вниз по очень крутому склону, рискуя в любой момент оступиться, упасть и оползти вместе с горой мелких камней к берегу, но уже будучи трупом со сломанной шеей. Но плевать! Главное, подойти к манящему озеру. Доброму, родному, любимому...
Припав на одно колено, подняв примерно такое же количество брызг, как когда Ильва ныряла в него, Ёрм неторопливо разжал намертво схваченные челюсти, хватая нож поудобней, и второй рукой достал гребень.
- ГРЕБЕШОК! - чуть булькающим, но от этого не менее мелодичным голосом нараспев проворковал целый хор голосов, принадлежащих только молодым девушкам. Вернее, вечно молодым.
Вонзив нож в руку, схватившую его, Ёрма, за колено, здоровяк резко выбросил вторую руку, целя примерно туда, где должна была быть шея той, чью руку он только что нанизал на лезвие ножа.
Ухватившись за что-то липкое, мерзкое и покрытое редкой чешуёй, бородач послал весь импульс тела от резкого вскакивания с одного колена, движения туловищем и действием, резким выбрасыванием второй руки из воды, будто хотел себе за спину что-то выбросить. Вылетая из воды и падая на берег, существо успело несколько раз сменить облик — сперва выпадала лишь красивая обнажённая дева, вполне фигуристая, не дурна лицом и тугой тёмно-русой косой, когда лезвие скрамасакса располовинило кисть, под румяной однотонной кожей, лишённой видимых изъянов, проступили тёмно-синие трупные пятна, на изгибах тела, будь то под мышками, в изгибах локтей или за коленями проступили мерзкого вида нарывы, а в тех местах, где у женщины от природы формы более мягки и округлы, эти самые формы вздулись и изменили цвет, будто сперва их подпалили на костре, а потом заживо скинули в озеро, отчего тело взбухло гноем и прочими эфирами Хель.
Продолжая отходить обратно, будучи полусогнутым, Ёрм отмахивался широкими замахами скрамасакса по всем тёмным щупальцам подводных обитателей, чернильно-чёрной смертью, тянущейся к живому созданию.
Сделав очередной шаг назад, здоровяк сперва услышал малоприятный хруст ломаемых шейных позвонков, а потом чуть было не споткнулся, однако вовремя смог удержаться, а потому смог выбраться на берег, оставляя после себя иссиня-чёрные следы, будто в красители портняжные наступил, а потом пошёл совершать моцион.
Подняв за редкие, активно выпадающие волосы обитательницы подводного царства, Ёрм приставил к её горлу скрамасакс, порезав тонкую ткань кожи утопленницы, проорал во всю мощь своих лёгких:
- Или вы снимите морок, или ваша сестра заимеет второй рот на горле!
«Хороший тесак. Ручка дубовая. Сталь без изъянов... Спуски без рисок. Хороший инструмент» размышлял Сколли, пытаясь отвлечься от сильной головной боли в районе затылка, куда ему зарядили в детстве обухом топора. Случайно, конечно. Однако с тех пор всегда, когда он должен был чувствовать сильные эмоции, чувства и прочие прелести разумных существ, у него всегда неприятно ныл затылок. Он бы рефлекторно попытался бы расчесать саднящий участок, однако одна его рука была накрепко привязана кожаными ремешками к подлокотнику кресла, а вторую планомерно, ломоть за ломтем сокращал заплечных дел мастер.
Волосы, слипшиеся от крови, текущей из многочисленных порезов на крысином лице, слиплись в ещё более мерзкие сосульки, чем обычно, и так и норовили закрыть обзор единственному глазу, цепким вороватым взглядом матёрого уголовника окидывающего комнату пыток.
Когда палач взмахнул в десятый раз хорошим тесаком, расстояние от жгута, туго перетягивающего запястье, до срезанной под корень ладони оставался едва ли четверть дюйма. Сколли подумал, что ему такой бы глазомер не повредил бы, глядишь, он бы и не оказался на этом самом месте...
- Я повторяю свой вопрос, - подчёркнуто нейтральным голосом проговорил инквизитор, сидящий по другую сторону стола, будто вёл светскую беседу за завтраком с деловым партнёром, а не допрашивал истерзанного бандита, на котором из одежды был лишь тот самый жгут, да ремни, надёжно держащие его в кресле. - С какой целью вы, в составе группы лиц, три месяца назад пытались помешать ОКО Её Величества проехать в родовое имение Йомсов?
- За три часа один и тот же вопрос, инквизитор? - злобно ощерился одноглазый, а теперь ещё и однорукий наёмник, обнажив короткие пеньки полусгнивших зубов. - Руки коротки, чтобы добраться до всех, или глаз не хватает? Как видите, мне скрывать нечего, а проверку боли я прошёл. Быть может, я пойду?
- По правде говоря, этот допрос идёт гораздо дольше, но Сколли хотелось показать, что для него это непринуждённая беседа весьма интересна, а потому он за временем вовсе не следит. Вы хотели, чтобы раздетая жертва чувствовала себя ещё менее защищённой, будто под одеждой можно хоть что-то скрыть? Похвально, похвально... Хотели выжечь глазик, чтобы ему в половину меньше светило светлое будущее? Хорошо бы, да только один глаз он потерял семь лет назад, когда, будучи в доблестных рядах королевской армии, славя добрых богов и богоизбранную королеву, жёг деревни, вешал мужчин, насиловал женщин, разбивал головы детей о каменные мостовые их собственных городов. Которые, само собой разумеется, читали молитвы тем же богам, но платили налоги другой монаршей фигуре с хорошим лицом и чистыми сапогами... Сейчас сей инквизитор вместе с палачом придумали, как можно попытаться ему отчекрыжить что-то важное. Но пока решили начать с кисти...
- Похвально, - похвалил его выдержку, которая являлась его увечьем, инквизитор. - До вас мне встречался всего один человек с подобной выдержкой. Правда, когда у него начали нарезать предплечье, он начал выть. Ближе к середине он заходился в надсадном хрипе и плаче, а до того, как мы дошли до локтя, он дожить не смог... Ну вы из другого теста, что не может не радовать.
- Иди в щель мохнатую, - злобно улыбнулся Сколли. Он уже давно понял, что этот инквизитор его не пробьёт, а потому лишь издевался. В отличие от палача, который сейчас пытался разгорячить угли, напевая что-то дикое себе под нос, одноглазый наёмник не был загнан в угол, а потому кусался лишь тем, чем мог, и что никак из него не выбьют - своей язвительностью.
Внезапно в дверь постучали, и инквизитору пришлось сбросить напускную маску невозмутимости и изъявить неудовольствие, пока он подходил и открывал маленькое смотровое окно, прислушиваясь к шёпоту из-за двери...
- Угольки, угольки, угольки... - мурлыкал себе под нос долговязый палач, выбивая снопы искр кочергой из раскалённой жаровни, отчего в комнате стояла почти невыносимая жара. - Сейчас мы с вами развяжем язык нехорошему дяденьке, который нарушил закончики... Угольки, угольки, угольки...
Отстранившись от двери с крайне сложночитаемым выражением лица, инквизитор направился к столу и принялся собирать принесённые с собой бумаги, оставив лишь неподписанное признание, предназначенное Сколли, и ещё какие-то документы.
- Что ж, вынужден вас покинуть, господин наёмник, - не скрывая печали в голосе, сообщил инквизитор. - Из-за вас моё руководство мною недовольно. Видимо, вы этого и добивались. Ну что ж, это сражение за вами. Однако, уверяю вас, война за справедливость и торжество закона будет вами проиграна, ведь ваши действия не идут на пользу Короне. - Собрав все бумаги в саквояж, он обернулся к палачу и добавил. - Оставьте жаровню и следуйте за мной. Наставник предпочитает работать лично.
Буря эмоций заставила скривиться лицо заключённого от пронзённого раскалённой спицей затылка. Им решил заняться сам наставник, о котором ходит столько легенд? Неужто всё настолько серьёзно? Интересно, с него будут сдирать кожу? Говорят, что это возбуждает.
- Господин Сколли, я прав? - тихим и спокойным, будто сыплющийся на стекло песок, голосом спросила почти двухметровая фигура Наставника Рюндинна. Раскалённая жаровня, дающая свет в допросной комнате, не добавляла красоты, пожалуй, самому страшному палачу короны. - Думается мне, вы весьма упрямы, поэтому стандартными методами вас не расколоть... Что ж, думаю, лучше всего будет начать с дружелюбной беседы...
Висевший на недавно врытом столбе узник, безумно хихикая, раскачивал клетку, в которой он сидел и чего-то бубнил себе под нос, периодически повторяя одни и те же слова, периодически меняя их местами...
- Деморт... Заплатил... Колесо сломалось... Потеряли в лесу четверых... Потом серые глаза... Я убежал... - он внезапно замолк и резко выбросил руку, стараясь схватить одинокого путника, проходящего мимо бедолаги. Попытка успехом не увенчалась, и была ли тому причина, что между клеткой и путником было несколько метров, то ли то, что руке не хватало кисти. - Деморт сломалось! Потеряли серые глаза в лесу! Колесо убежал! - Почти пропищал смертник, пытаясь просунуть осунувшееся крысиное лицо, лишённое одного глаза, сквозь прутья клетки. Слипшиеся от густого тумана жирные волосы, обильно подкрашенные сединой, выпадали у смертника прямо на глазах. Когда он пытался пригладить единственной уцелевшей рукой непослушные пряди, между его пальцев осталось несколько выпавших колтунов.
Утренний туман, густой и мокрый, сродни молоку, выдавал лишь очертания основания столба, да криво прибитой к нему табличке, на которой подтёкшими от невысохшей краски кривыми буквами было написано:
«Сколли Морская крыса. Наёмник, убийца, богохульник. Обвинён судом Рюндинна в государственной измене и подготовке заговора против Короны. Приговорён к смерти через содержание в клетке. Любого, кто будет уличён в кормёжке, глумлении или издевательстве над приговорённым, ждёт строгое наказание. Стряпчий ОКО А. Хорс»
Нельзя сказать, что это был единственный придорожный столб. По обе стороны от дороги, в предместье города, их стояло никак не меньше двух десятков. То тут, то там в клетках лежали разной степени развёрстности трупы, о чьём времени заточения можно было судить по лужам всевозможных жидкостей, истекающей из организма. Гной гноем, кровь кровью, слёзы слезами, а под сапогами они хлюпают точно так же, как и обычные лужи из воды после дождя.
Что примечательно, проходя мимо лишённого рассудка Сколли, внимание привлекает некая закономерность. По левую и правую руку от любителя раскачать лодку, а точнее, клетку, находились два одинаково свежих трупа. Похоже, им и пары дней нет. У одного прислонённое к прутьям лицо отчасти напоминало рисунок прутьев, однако он был ромбовидным, а полосы представляли собой следы от ужасных ожогов. Сказать, о чём говорил предсмертный взгляд, наверняка нельзя, поскольку вороны их выклевали из столь удобно подставившихся глазниц. А синий язык был вставлен в своего рода тиски и разрезан на несколько равных частей, будто у змеи, но не от природы. Болтал, видимо, много, да не того, чего надо. Второй его сосед представлял собой нескладную гору мышц, который в последние минуты своей жизни баюкал переломанные пальцы, раздувшиеся до каких-то невероятных размеров. И это несмотря на выпущенные кишки, свисавшие на несколько ладоней из узилища. Как ни странно, на нём была набедренная повязка. Хм, забавно. Вид голых причиндалов у преступников может вызвать мигрень у проезжающих мимо господ, а вот с выпущенными кишками такой проблемы нет. Таблички, служившие этим бандитам последней эпитафией, носили на себе имена этих закостенелых преступников — Скур и Малюта.
Добродушная дорога в славный город Рюндинн.
Когда-то давно считали, что озера Рюн в переводе с древнего языка переводится как «Чаша», что полнится кровью тех, кого перемолол Рюндинн. А туман — лишь пенка кипящей чаши, сжигающей людские души. Некогда огороженный могучей стеной, ныне осевшей на добрую часть своей высоты в почву, она перестала сдерживать туман как внутри себя, так и желающих попасть в этот тёмный город, закольцованных судеб, где лишь половина кольца принадлежит миру живых.
На одной из окраин этого причудливого города расположилась некогда таверна «Золотой глухарь», а нынче кабак «Удачи» ещё теплился огонёк жизни после бурной ночи, яркая освещая туманные улицы этого города. Ходили слухи, что «Золотого глухаря» содержат уважаемые люди, с которыми лучше не связываться... Что ж, красноречивое изменение названия и сути заведения наглядно показывает, что одни уважаемые люди сменились ещё более уважаемыми людьми, с которыми тем более лучше не связываться... Забавно. Делёж власти, делёж земель, делёж всего. А чем отличаются властьпридержащие от таких же бандитов? Хорошими честными лицами, всегда чистыми мантиями, которые никогда не пачкаются, сколько не валяйся в грязи? Нет, ещё чем-то... Вот только чем?
От грустных мыслей гостей «Удачи» сегодня отвлекает от тяжёлых дум мелодичный женский голос, неторопливо напевая песню, собственного сочинения. Почему-то печаль прошла, грусть стыдливо сбежала под напором всё новых и новых строф, рифм, аллюзий, печальные кёниги своей витиеватостью уносили куда-то очень далеко от этой серой хмари бытия и старой пали сожжённых жизней... Неужто всё в этом мире столь хрупко и ненадёжно? Досадно...
В полупустом помещении ярко освещённого помещения, несмотря на ранний час, было относительно полно народу. На небольшом полоке тихонько бренчала миловидная девчушка, которой едва ли можно дать больше семнадцать вёсен. Подле неё за столами сидело несколько завсегдатаев, уже изрядно клевавших носом бездельников. За стойкой корчмаря неторопливо размешивал свой нехитрый завтрак мужчина с самым серьёзным внешним видом, от которого так и разило невозмутимостью. Кажется, если во всём городе лишь корчма является островком тепла и уюта, то этот мужчина был словно глыбой льда, возвышающийся над равниной тепла и уюта. Подле него сидел, уткнувшись головой в стойку человек, которого, казалось бы, огибало излучение его соседа.
Сам же корчмарь, наматывая длинный чёрный ус, припорошённый сединой, опираясь на локоть, что-то ему втолковывал:
- Мой тебе совет на будущее — никогда не бери к пиву мясо с пряностями. Под этими припарками тухлятинку скрывают. Если голодный, то пироги с черникой или кулебяку, лучше пока ничего не придумали ещё. А если хочешь нализаться, то рыбку или солонину, - поправив полотенце на своём плече, слывущее извечным атрибутом владельца злачных заведений, тот ударился в воспоминания, смотря куда-то поверх голов, мечтательно полуприкрыв глаза. - Мне, вот, никогда не везло с советчиками... Либо они были меньше моего осведомлены, либо желали мне всего, кроме добра... Но вам, дорогие джентельмены, повезло, не иначе! Ведь недаром корчма величается «Удачи», как и я, великий корчмарь удачи Гримр Дэморт, знаю, за что говорю!.. Он достал три тяжёлых кружки из марёного дуба, увенчанные мягкими шляпками пены, поставил одну перед собой, вторую перед глыбой, а третью своему слушателю...
А ведь чего она, удача-то? Вертлявая она сука... Но скажу я тебе, лишь она солдатам удачи она воистину способна улыбаться! Выжил? Повезло! Теперь можно в следующую заварушку влетать. Умер? Тоже повезло! Теперь нет нужды искать новую заварушку, чтобы заработать себе на штоф доброго пива, - почёсывая изъеденный бледными фурункулами загривок, отчего тот закровоточил, тифлинг с хитрым прищуром посмотрел на окаменевшего мужчину, одетого в камзол городской стражи мужчину с лейтенантскими лацканами. - Господин Бальбоа, скажите ж этому бездарю, что пиво знатное! Не-не-не! Не тянитесь к кошелю, вашблородье ("ваше благородие". Здесь и далее, разговорный вариант), это вам плата за то, что вы поддерживаете тут порядок.
- Доброе, - согласно кивнул лейтенант, пригубив тёмного напитка, отставив от себя пустую плошку, счистив остатки перловой каши ломтем хлеба.
Каша была холодная, привкус зараждающейся плесени не красил хлеб, а разбавленному пиву было столь же далеко до доброго, как и лейтенанту до умения складывать слова как у этой девушки, что сейчас колдовала над своим музыкальным инструментом, изменяя натяжение струн. Видимо, за это выступление лютня успела расстроиться. Он бы не прочь научиться, но кто же его научит?
-Тяжёлая ночь, вашблородье? - участливо уточнил явно невыспавшийся мужчина, осушив за один присест полную кружку, не пролив при этом ни капли на свою загвазданную кожаную жилетку и простую льняную рубаху под ней, бывшую некогда белой, а ныне не имевшую с этим цветом никакого родства. Смачно рыгнув, он повернулся одутловатым лицом к лейтенанту, и вперился в него маленькими свиными глазками мутно-зелёного цвета. - Грустно вам, стало быть, живётся. Мне, вот, тоже не ахти. Хотя раз на... ик, ой... раз на раз не приходится. Вот третьего я, значится, дня девицу одну подвозил. Бошка красная, глаза злющие-злющие. Ни поговорить, ни выпить, значится, не желала. В кости тонка, конечно. Не как моя ведьма. Но мошна у ней тугая, вашблордье. Сейчас, где-то у меня ещё оставалися...
С этими словами он принялся рыскать по по многочисленным карманам своей жилетки, после чего выложил мозолистой ладонью на стойку серебряную монету, на которой были выбиты четыре короны.
- Четыре серебряные кроны, значится, - с гордостью проговорил мужчина, ещё раз смачно рыгнув. - В четырежды меньше веса и места занимает, а стоит столько же. Чего только в этих ваших столицах не придумают. Десять вёсен извозчиком тружусь, людей всяких перевёз, что твоя псина блох. А с таким впервой, значится, столкнулся.
- Имя, - резко произнёс лейтенант, молниеносно ухватывая руку трактирщика, которая уже успела заграбастать монету. Впрочем, лейтенанту хватило одного тяжёлого взгляда, чтобы трактирщик отпустил эту монету. От неожиданности гарканья жалобно скрипнула струна под юркими пальцами девчонки, а потом она звонко лопнула, чуть было не попав девушке по щеке.
- Грэгори, вашблордье. Но все Гришаней зовут... из Цыдвы, - проговорил мгновенно севшим голосом извозчик. - Так это... Я её честно заработал, значится... Но если она вам приглянулася...
- Не твоё, - спокойно, но непреклонно перебил его лейтенант, убирая монету во внутренний карман камзола.
- А... Девицы, значится... - выступивший на круглом лице извозчика пот мигом добавил сходства с жирной свиньёй, а забегавшие глазки и широкий вздёрнутый нос, больше напоминавший пятак, закончили образ свиномордого. - Вигой нареклась она, значится... Невысокая, вам в ключицы маковкой упираться будет... Волосы недлинные, и хной, вестимо, окрашены. Не бывает в жизни такого цвета, вашблородье. Ещё эти... щёки у ней... со шрамами. Будто рот порвала, значится...
- Компенсируй, - кинув на стойку перед собой десяток серебряных монет, лейтенант быстро надел форменную длиннополую шляпу, поправил рапиру и двинулся к выходу. Правда, кинув взгляд на испуганный взгляд девушки, обернулся и добавил. - Обоим.
Обернувшись, он увидел как трактирщик с хитрым прищуром только коротко кивнул, и лёгким движением руки, не выпуская извечной тряпицы, отодвинул от общей кучки монет четыре кругляшка трактирщику, который сидел на стуле ни живой ни мёртвый.
Если Бальбоа ничего не забудет, и сможет связать хотя бы пару дополнительных фраз, чтобы отвести подозрения от этого извозчика, то это будет однозначно хорошо. Это будет уже второе хорошее дело за сегодня. Может, он наконец-то добьётся того, что его город станет лучше? Было бы хорошо...
-Было бы очень хорошо, если ты мне рассказал, кому Скур его продал! - вытащив голову мелкого воришки из глубокой бадьи с водой, спросила Вига Макинтош, после чего, не дав перевести парню дыхание, опять окунула его обратно.
Хватка у девушки была воистину медвежья. Хотя по ней и не скажешь. Не шибко-то и высокая девушка, в которой и пяти с половиной футов нет. В плечах тонка, в кости худа, но девчонка хоть куда, как говорил его брат до того, как ему кузнечным молотом раздробили шею. Коротко остриженные малиновые волосы в полутьме вместе со шрамами на щеках, серыми пронзительными глазами, больше напоминавшим шляпки могильных гвоздей внушали страх неподготовленному человеку.
Этот щипач был как раз из таких. Он даже не понял, что после того, как у подростка с чудными патлами он срезал кошелёк, этот самый чудной патлатый парень окажется девушкой, которая позволила ему её обокрасть, а потом привести к своему убежищу на окраине города.
Задержав на пять секунд дольше, чем в прошлый раз, и на десять больше, чем в позапрошлый, Вига вытащила голову из бадьи, отвесила пару пощёчин, повторила свой вопрос и уже намеревалась в последний раз макнуть парнишку, но тот попытался вывернутся, поэтому скулой зацепил за бортик бадьи, отчего сдавленно вскрикнул и перевернул её на себя, падая на пол. Перевернувшаяся бадья выплеснула всю воду на загривок парня и упала на него, больно ударив того по затылку.
- Свиная ты отрыжка, - в сердцах плюнула девушка и принялась ожесточённо его пинать, благо окованные сталью каблуки её сапог позволяли делать это очень болезненно для избиваемого. - Я. Четыре ведра. Тащила, чтобы эту чёртову бадью. Наполнить. А. Потом ей кровь. Оттирать. Бастард!* (Тут был бы уместней перевод этого слова, а не его транслитерация, но увы... Лучше перебдеть, чем недобдеть)
Отмерив два десятка ударов, которые Вига определяла в разные части тела, пытаясь равномерно распределить удары, чтобы всем конечностям досталось. Жертва могла бы попытаться закрыть хотя бы лицо, да только руки были крепко связаны пеньковой верёвкой за спиной воришки. Прекратила лишь тогда, когда парень стал схаркивать уже кровавую пену пополам с немногочисленными оставшымися зубами, которых пару часов назад был почти полный комплект.
Вытащив засапожник, который сейчас был воткнут в наличник окна заброшенного дома, она приставила его остриё к паху и, отвесив пару пощёчин, злобно прошипела, растянув губы в презрительную усмешку:
- Пальцы в смятку, зубы в мешочек, рёбра в пыль. Хотя бы достоинство своё сохранить попробуй, - зловеще промурлыкала вполне уравновешенная девушка, нажимая остриём ножа, отчего ткань обмочившихся штанов начала разрезаться. - Хотя ты уже его потерял... Впрочем... Давай его тогда отрежу под самый корешок?
- Н-н-не надо... - еле слышно просипел уличный карманник, отхаркивая кровавую пену. - Н-н-но... ты мне не дала ответить...
- Меня так учили, - пояснила Вига. - Сперва лёгкие пытки, предвосхищающие дружескую беседу. Потом, если жертва не согласна вести конструктивный диалог, то пытки продолжаются. Ты, видимо, созрел для общения. Я ещё раз спрашиваю. Кто был последним клиентом этого куркуля-Скура?
- М-м-арганец, - просипел воришка, пытаясь сфокусировать взгляд заплывших глаз на девушке. - Мы все под ним... под ним ходим... Х-хочешь с-с-совет?
- Ого, как ты запел... - радостно воскликнула Вига. - Ну давай, порази меня своею мудростью. Совет не рана — можно и получить.
- Беги... - видимо, парень совсем потерял связь с реальностью. Видать, слишком сильно она его по голове била. - Меня ты уже... меня ты уже... уничтожила... А он с тобой... хуже во сто крат...
В этот момент он провалился в бессознательное состояние. Еле державшая голову тонкая шея обессилела и голова безвольно упала на криво подогнанные друг к другу доски пола. Тоненькая струйка крови, шедшая до того момента изо рта, постепенно стала сходить на нет. Но Вига на это уже внимания не обращала, она принялась собирать и рассовывать по многочисленным карманам, чехлам и ножнам свои многочисленные ножи, которые до этого были со знанием дела разложены по всему дому, где она собиралась скрываться.
Совет оказался весьма дельным. О чём-то подобном она уже слышала, поэтому понимала, что за ней могут начать охоту. Этот же воришка уже далеко не первый, кого она допрашивала, но первый, кто хоть что-то ответил. Дерьмовый день, что не говори. Всё её невыносимо бесило. Прям с самого утра.
- Бес его раздери, - в сердцах плюнула Вига, подхватывая вёдра и выходя из дома, намереваясь хотя бы немного смыть следы многочисленных побоев в этом доме. От трупа она потом избавится, но действовать надо быстро. - Нет, сперва труп, потом порядок. Ненавижу трупы за это.
Потратив добрый час на разделку трупа и расфасовку ошмётков по мешкам, что в большом количестве лежали тут и там. Этот ублюдок, чьего имени она даже не знала, настолько ей осточертел, что она бы с удовольствием убила бы его ещё раз за то, что так долго разделывался его тело на куски.
Подхватив вёдра, она неторопливо пошла к колодцу, находившемуся в нескольких десятках шагах в небольшом овражке. Почему этот чёртов колодец в овраге? Подниматься потом будет так тяжело. Бес его раздери. Вига твёрдо для себя решила, что потом помочится в этот чёртов колодец.
Громко громыхая цепью в закатных сумерках, девушка набрала два полных ведра холодной воды, после чего одно за другим облилась, не снимая одежды, обильно испачкавшуюся кровью. Её всё настолько достало, что она даже не все ножи вытащила прежде, чем устраивать обливание.
- Пропади ты проподом, чёртов Рюндинн! - злобно прошипела Вига, осознав, что ночь вот-вот вступит в свои законные права, а ей надо обсохнуть и ополоснуться как надо.
Сперва с неё слетели сапоги с ножными обмотками, потом многочисленные ремни, из штанов, со спины, из-под мышек, с бедра, с предплечья, куртка сейчас лежала рядом, поэтому сейчас на ней была только одна простая льняная рубаха, которую сейчас можно было в пору выжимать и до обливаний холодной водой, да кожаные штаны со множеством различных ремешком и шнуровок. Выпустив рубаху из штанов, она заметила на полях рубашки спереди красноватые смазанные пятна.
- Экая оказія... - очень сочно и эмоционально ругнулась Вига, запуская руку себе в штаны. Там было липко от крови. - Экая оказія* (двухсоставный кёниг, проводящий аналогию с игрой слов про нехорошую ситуацию и гулящую женщину вместо одного, но очень ёмкого слова)
Скомкав рубаху, она кинула её под колодец и принялась стаскивать с себя штаны. Ну да. Так и есть. Почему каждый месяц в самый неподходящий момент это начинается? И почему мужикам с такой бедой уживаться не приходится? Чёртов мир, как же в нём много несправедливости. Вырвать бы глаза и заставить каждый день истекать кровью того, кто придумал эту дрянь. А ещё дубовые щепки загнать под ногти, ржавой пилой наделать глубоких порезов и залить их скисшим молоком!
- Да какая же тварь воду так охладить-то успела?! - злобно оплёвываясь от ледяной воды прошипела Вига, когда, полностью избавившись от одежды, вылила на себя воду. И надо было ей сперва раздеваться, а потом уже поднимать эту чёртову воду.
Проклятые боги, видимо, решили, что ей этого явно мало, потому как до её ушей донёсся собачий лай, да короткие гневные выкрики, пополам с безыскусными ругательствами, подгонявшими кого-то. По её душу пришли, видимо.
- Да пропади всё пропадом, - пробурчала Вига, хватая куртку, пояс с парой ножей, штаны да сапоги, и дала стрекоча в противоположную от дома сторону, где последние лучи солнца уже скрывались за верхушками деревьев...
- Ну мне и сказали, чтобы брал людей с собаками, и хватали эту бешеную бабищу живой, но с попорченной шкурой, - пояснил закованный в кандалы бритоголовый бандит, представившийся Радушом. Он пошатал кончиком языка шатающийся зуб, болезненно прошипел, и потом продолжил. - Ну тогда нас семеро в кабаке квасило. Думали пойти в бардак, девок покувыркать, а нам тут малява приплыла. Ну, чтобы понапрасну вшей не кормить, мы туда и рванули.
- Кабак? - бесцветным голосом спросил лейтенант Бальбоа, на котором, казалось бы, вторая бессонная ночь вообще никакого следа не оставила. Всё столь же опрятно выглядит, гладко выбрит, начищенные сапоги даже в подземных казематах умудрялись отражать свет масляных ламп. - Какой?
- «Удачи», который... Чтоб ему пусто было... - бандит некоторое время что-то пожевал с закрытым ртом, пару раз неприятно скривился, после чего сплюнул зуб в полусгнившую солому, устилающую каменный пол комнаты. - Там где этот, с загривком гнилым, рогатый хрен. Деморт, в общем. Падла с костями, прости Господи.
- Конкретней.
- Ну ясное дело, что честный человек не сможет выиграть у этого чёрта, - злобно ощерился Радуш. - Этот корчмарь, чтоб его бык опустил, чёрта драного. У него кости со свинцом внутри, эта гнида у нас серебра на пару золотых выиграл...
- О бешеной бабище, - подчёркнуто холодно попросил его Бальбоа.
- А, ну да... Ну пришли мы к Лыско на малину. А там весь пол мокрый... И мешки у входа лежат. И все мешки с бурыми пятнами... Я туда залез, а там... Лыско. Во всех мешках по чуть-чуть. А он мой близкий был, понимаешь, служивый? Роднее брата был, - в голосе заключённого просквозила горечь утраты. - И живого места на нём не было... Что-то эта фу...фу...
- Фурия, - подсказал Иньиго, не выдавая абсолютно никаких эмоций.
- А, ну да. Фурия, - согласно кивнул лысый лиходей, потом что-то промычал, а потом сменил тему. - А как поняла, что он низкого полёта птица, решила его умертвить.
- Пытала?
- Да не то слово, прости Господи... Его будто стадо лошадей топтало. Зубов целых не осталось, да и вообще их там ладно, если пяток остался. Пальцы все переломаны, ногти на ногах вырваны с мясом... Ну куда это годится, мужик? Ну зачем так лютовать-то?
- Не важно, - коротко ответил лейтенант.
- Так ведь Лыско же это... Добрый был... Стриг только богатых... Да и то, только купцов пытался. Тех, кто, стало быть, руками на хлеб зарабатывает, пытался не трогать. Он за это огребал по шапке часто... - оправдывался Радуш.
- Вашблородье, опять палача позвать? - спросил Бальбоа стряпчий, отрываясь от конспектирования показаний. Оторвавшись от пергамента, он подслеповато начал щуриться, отчего стал похожим на крота.
- Не-не-не, господин стражник, я внатуре, без фуфла. По делу только базарю, - не дал вставить слово лейтенанту словоохотливый бандит. - Ну Вихорёк, рыскающий вокруг дома сказал, что Черныш, псина егошняя, то бишь, рубище нашёл. Мокрое, будто стирали. Но внизу там юшка была.
- Юшка?
- Ну кровь, короче, - объяснил бандит. - а так, по вороту рубахи этой кровь примерно на том месте, где у мужика хрен растёт.
- Очень важное замечание, молодой человек, - дал себе возможность пошутить канцелярист. Лейтенант решил пропустить это мимо ушей.
- Ну Лыско всем был близкий. Тут братва на измену и присела. У всех аж кровь закипела. А я чего-то вообще из мира выпал. Ну братва, моей отмашки не дождавшись, рванула в погоню, одного пса спустив, а Черныш со всей бригадой пошёл. Тока пара шнырей осталась у малины. Шухер держать, стало быть. Ну, примерно через четверть часа мы наткнулись на него. На пса, то бишь. Брюхо было вспорото. Сука бешеная. Он стоил, внатуре, как конь. Охотничий пёс был. Науськан на охоту на медведей, лейтенант. Пока Чернышка новый след, стало быть, искал, мы накосорезили, внатуре. Но тут у любого бы чердак поплыл.
- Накосорезили?
- Ну разорались мы на всю опушку, топать стали как быки подкованные на майдане. Ну тут и понёсся звездоворот, - Радуш смачно схаркнул бледно-розовую слюну в угол, подальше от лейтенанта с его секретарём, и продолжил, совсем голову повесив. - Тут внезапно куртка из кустов на собаку полетела, Черныш её рвать принялся, а в меня с Вихорьком два ножа полетели. Вихорьку под кадык в ямку в эту залетел, - бандит попытался на себе показать, но кандалы ему не позволили. - А мне в плечо он попал. Вихорёк на меня свалился как мешок с картоплей, а потом из этих из кустов она и выбежала. В одних сапогах, лейтенант, ну ты прикинь! Рванула как змея, что с головкой со своей не дружит, и Валерке брюхо вспорола, а Приколу нож по самую ручку в глаз зарядила. Ну тут молодой психанул, кинул самострел или как его там? Арбалест, во! Арбалест свой кинул и рванул, что твой заяц от волков. Шагов на десять убежать успел. Она смекнула, что за штуку он бросил, подняла её, болт подобрала и в спину ему, гниде трусливой стрельнула... Чтоб его и за кромкой девки голые в спину убивали, когда он драпает от них, скотина...
- Как выжил? - спросил его лейтенант.
- Да боги выручили, - сообщил Радуш. - Пока эта бешеная, как вы сказали? Фурия? Ну вот пока эта фурия бешеная с арбалестом возилась, псина своими собачьими мозгами дошла, что творится светопреставление, внатуре, её за бедро тяпнула, - злорадно осклабившись, уголовник вновь сплюнул, после чего продолжил свой рассказ. - Ну она вскрикнула, перехватила Чернышку, шею ему сломала, да дала дёру, куртейку захватив. Я отлежался, пока совсем хреново мне не стало, да и поплёлся обратно к хате Лыско. А там уже ваши наших повязали. Ну и меня заодно...
После чего он замолчал, не поднимая головы. Ещё некоторое время скрипело по пергаменту, не давая гнетущей тишине наполнить допросную комнату. Постояв пару минут, формулируя вопросы, которые можно ещё задать Радушу, лейтенант понял, что больше ничего важного от него не добьёшься. Сделав ровный, как на строевой, шаг назад, он чётко развернулся и дважды стукнул кулаком по двери комнаты. В открывшееся окошко заглянул стражник, держа фонарь на уровне глаз. Дождавшись кивка лейтенанта, он закрыл окошко и громко звякнул плохо смазанным засовом двери, открывая её.
После чего в открытую дверь вошли двое стражников и принялись отстёгивать кандалы от стальных колец, вмурованных в стену. Взяв под руки, Радуша, тюремщики повели его в камеру до дальнейших указаний касательно его судьбы. Писарь всё это время скрипел пером, полностью отстранившись от внешних событий, от усердия по выведению ровных букв даже вытащил кончик языка через нитку плотно сжатых губ.
- Это... господин лейтенант, - находясь уже в коридоре, Радуш кинул взгляд на лейтенанта. - Если возможно, конечно... Можно меня всё таки без ухищрений на длинной верёвке повесить? Не хочу народ веселить... Я же не остроухий какой... Или карлик подгорный...
- Господин Радуш, сын уважаемого Эржика-кожевенника, это не в его ведении, - послышался откуда-то из-за его спины голос. Тихий, спокойный, как песок, сыплющийся на стекло. Но все, кто его хоть когда-то слышал, поняли, кому он принадлежит, а потому испугались заранее. - Но я посмотрю, что можно сделать. Альба Хвити, думается мне, как минимум выслушает мою просьбу касательно вас...
- С-спасибо, добрый госпо... - начал было Радуш, но обернулся и увидел, кто это сказал, а потому нервно сглотнул и буквально обмяк, отчего его конвоирам пришлось тащить его дальше по коридору своими силами.
- Лейтенант Бальбоа, прошу вас, пойдёмте за мной... - не меняясь в голосе, прошипел Наставник Шлегельмильх. - Писарь Горм, по окончании составления отчёта, передайте стряпчему Хорс.
По людям служивым часто можно очень многое понять по его рабочему месту, по отношению к нему коллег по работе, по службе, по общему делу. Но что сказать о человеке, чей рабочий кабинет является пыточными, казематами и допросные комнаты? Что сказать о человеке, чьими друзьями являются страх и ужас, коих он наставляет напасть на своих врагов?
Пожалуй, если кто-нибудь видел смерть во плоти, то она определённо пыталась бы выглядеть как Наставник Особого Канцелярского Отдела Её Величества. Высокий, не достающей трёх сантиметров до ровных двух метров, предельно тощий мужчина с длинными угольно-чёрными волосами, облачённый в чёрный прямой плащ-макинтош. Походка спокойная, можно даже сказать, степенная. Но неумолимая. Порой может показаться, что закрытая для него дверь лишь та, что с обеих сторон заложена метровым слоем камня. Возвышающийся над всеми, словно старое покосившееся надгробие, он способен подавлять одним своим присутствием, чем постоянно занимается. Даже невозмутимому Иньиго Бальбоа, лейтенанту городской стражи, порой не очень приятно находиться в одной кампании с этим чудовищем, на чьих руках больше крови, чем у какого-нибудь поветрия.
Хотя для лейтенанта появление этого пса смерти означало ровно две вещи. Первая: он перестал быть самым высоким в городской страже, что порой было не самым удобным. Отчасти, он даже этому рад. Теперь он не единственный должен пригибаться, рискуя лбом удариться о притолоку. У него нет друзей, поэтому разделить хоть что-то с кем-то было для Иньиго уже в радость. Второй аспект заключался в том, что став более заметной фигурой, причём, во всех смыслах, на него стали меньше обращать внимания. Нагружать работой меньше не стали, отнюдь. Он как пахал за троих, так и пашет. Но теперь он менее заметная фигура, что тоже отчасти радует. Хоть это и со спины. С лицевой стороны, если можно так выразиться, Наставник Шлегельмильх и вовсе вырывает пальму первенства у всех и каждого.
Нет у него лица. Оно было потеряно многие годы назад. Ожоги, шрамы, криво зарубцевавшееся мясо являлось апофеозом страданий и мучений. Кривой шрам, идущий от треугольника срезанной почти до самого черепа кости посередине лба идёт кривой линией слева от переносицы и пересекается с другим, более ветвистым, покрывающим почти всю левую часть лица. Кусочек губы неровно сросся, поэтому при разговорах первым открывается вид на левый верхний клык. Правая глазница представляет собой страшного вида ожог. Глаз был выжжен то ли раскалённым прутом, то ли какой едкой кислотой, никто не удосуживается спросить.
Поведя длинным и прямым, но будто вывернутым наизнанку носом, Наставник неторопливо прикурил длинную трубку и принялся приминать тлеющий табак одним из своих длинных пальцев, больше напоминающих паучьи лапки. Откинувшись на спинку своего высокого стула, обитого кожей, Наставник кивком головы предложил сесть лейтенанту.
Простой, даже аскетично выглядящий кабинет имел в своём интерьере две двери, стол, четыре стула, сундук под окном с видом на озеро Рюн и безжизненную часть города по ту сторону озера, да два шкафа, один платяной, второй с многочисленными книгами разного толка. С противоположной от окна стене висел портрет молодой королевы в простой деревянной раме, не резной и даже не позолоченной. В столице за такое могли, пожалуй, за неуважение к власти принудить к добровольно-принудительному повышению авторитета Короны в виде, опять же, добровольного взноса в казну вышестоящего начальника.
- Насколько мне известно, вы вторую ночь на ногах верно служите на благо Короны, - наконец нарушил молчание Наставник, уловив взглядом единственного бесцветного глаза, что лейтенант изучал искусно нарисованный портрет королевы. - Быть может, опия для бодрости?
- Откажусь, - как всегда коротко произнёс лейтенант, прекратив изучать портрет и встретился взглядом с Наставником. Будь в кабинете камин, который, вроде как, обязан быть в нём по статусу владельца, и гори в нём огонь, от перехлёста взглядов этих двух людей если и не потух, то хотя бы перестал с треском поглощать брошенные в него дрова. - Сам справляюсь.
- Это вы молодец, господин лейтенант, - довольно кивнул Шлегельмильх, растянув пасть в подобии улыбки. Почему-то Иньиго вспомнился кусок мяса, поражённый Антониевым огнём, который служащий мертвецкой аккуратно разрезал скальпелем, и под плотью оказались выгоревшие на солнце зубы мертвеца. - Вина тогда тоже не буду предлагать. Мой помощник по какой-то неведомой мне причине постоянно говорит, что его нехватка.
«Конечно нехватка. Каждый день быть рука об руку с этим гниющим лицом доблестного королевского правосудия». Примерно так высказался один из его бывших сослуживцев примерно за неделю до того, как его нашли в подворотне с выпущенными кишками и без кошелька.
- Господин Бальбоа, я не буду устраивать вам намыливание шеи, полоскание ваших порток, или как там в таких моментах говорят, - продолжил Наставник, не дождавшись хоть какой-то реакции от лейтенанта. - Хотя и следовало бы. Вы занимаетесь поимкой опасной... женщины, которая за неполную седьмицу сперва пытала, а потом убила, или просто убила уже почти два десятка человек, и две собаки.
Взяв со стола лист пергамента, где были указаны списки погибших, а так же всё имеющееся в руках стражи описание убийцы. Иньиго он был знаком. Потому что он уже почти неделю как пытается её поймать, но всё никак не может.
- Вы знаете, господин Бальбоа, что если сия персона убьёт ещё с пяток людей, дело уже перейдёт в юрисдикцию ОКО? - спросил Наставник, аккуратно положив пергамент обратно на место. Что примечательно, слева и справа от него лежали пухлые кипы подобных пергаментов, однако сейчас под его пристальное внимание попал именно этот. Именно это дело. После короткого кивка лейтенанта, он продолжил. - Мне показалось, что вы не из тех людей, кто любит бросать дело на половине дороги.
- Это так, господин Наставник, - наконец проговорил Иньиго, понимая, что в кабинете столь высокопоставленного служащего, руководящего, по сути, тайной полицией в этом городе, так долго молчать чревато последствиями. Однако с собой ничего поделать он не мог.
Выпустив тоненькую струйку сизого дыма, Шлегельмильх немного помолчал, наблюдая за витиеватыми хитросплетениями, собираемых в дымке, но потом быстро растворяемых. Молчал и Иньиго, не понимая, чего от него хотят.
- А мне нравится ваше спокойствие, господин Иньиго, - нарушил тишину Наставник. - Порой мне его не хватает... И тогда приходится заниматься тем, чем я занимался раньше...
Лишённые растительности брови сложили кривую гармошку кожи над переносицей, отчего почти все увечья на лице Наставника стали ещё более уродливыми. Но на высеченном из камня лице Бальбоа не дрогнул ни один мускул.
- Об этом я и говорю... Я хочу вам сделать предложение, господин лейтенант. Не хотите ли вы вступить в стройные ряды Особого Канцелярского Отдела, и быть приближённым ко мне? Скажу сразу, вы далеко пойдёте, поскольку сразу же получите звание инквизитора и десяток секуторов с личным стряпчим в придачу, - после чего всё напускное во внешности Наставника испарилось, как туман поутру, и он буквально пригвоздил взглядом лейтенанта.
- Вы часто меняете место своей деятельности. Часто переезжаете из города в город, - невозмутимо отчеканил Иньиго, не позволяя даже на мгновение повиснуть тишине. - А я бы хотел сделать свой город лучше. Я вынужден отказаться от вашего предложения.
Интересно, как давно он в последний раз говорил столь длинную тираду? Неделю тому назад? Месяц? Два? Он не помнил. Да и важно ли это? Зачем множить болтовню, когда можно делом заниматься? Кстати о деле...
- Похвально, господин Иньиго, очень похвально, - пуще прежнего осклабился Наставник. - Многие готовы по головам пойти, лишь бы стать инквизитором. За себя не скажу, меня этим званием наградили, и отказаться я не мог. Что ж, я вас более не держу. Можете идти...
Не прощаясь, Иньиго встал, аккуратно задвинул стул на котором сидел обратно, и отправился на выход. Когда он уже был готов открыть дверь, Наставник внезапно проговорил:
- Подумайте, господин лейтенант. Два десятка трупов. И все из них — лиходеи разной степени паршивости, или приближённые к ним... За исключением собак, вот их жалко. Может, эта Вига Макинтош делает благое дело, а мы с вами ищем чёрную кошку в тёмной комнате, которой там нет? Я дальтоник, цветов не различаю вовсе. А вы в состоянии, насколько мне это известно.
Бальбоа никак не отреагировал на эти слова. Он уцепился ровно за одну вещь — фамилия. Макинтош. Вига Макинтош. Он об этом не знал. А Наставнику известно больше, чем лейтенанту, это очевидно. Но что он этим хотел сказать? Дать подсказку? А на что? Это надо обдумать. Но сейчас на него навалилась усталость. Невообразимая усталость двух дней, проведённых в поисках и попытке поймать эту Вигу.
Шесть дней назад был найден трупа вора-карманника, который уже неоднократно сидел за воровство в подземельях. На петлю он всегда крал слишком мало. Но, что примечательно, у него была серебряная монета с четырьмя коронами, которых раньше в городе не видели. Осмотр тела показал, что убили его при помощи ножа под лопатку. Судя по характеру раны, бил кто-то невысокий, но достаточно сильный и умелый.
Пять дней назад он, узнав, что её привёз извозчик Гришаня, и, что более важно, когда, он принялся обходить все постоялые дворы, таверны и бордели, где она могла бы остановиться на одну или несколько ночей. В «Пивном рифе» ему дали более точное описание предполагаемой убийцы. Немного ниже среднего роста, худенькая, короткие волосы ярко-малиновые. Шрамы на щеках, как бы продолжающие ротовую щель. Пальцы все испещрены тонкими сеточками многочисленных шрамов. Серые глаза, очень злобно смотрящие на всех без исключения. И достаточно большое количество этих серебряных монет, которыми она пыталась расплатиться, но владелец «Рифа» дал ей отворот-поворот.
Той же ночью было найдено ещё два трупа, убитых подобным образом. Тонкокостный щипач и его силовое прикрытие. Первый убит ножом под лопатку, у второго перерезано горло. И если дуболом был никому неизвестным, то вот щипач, по слухам, был у местного главаря бандитской шайки по прозвищу Марганец.
Следующим вечером был найден первый труп с похожим почерком, но ещё со следами пыток на теле, а так же продетый в петлю, когда тот был уже мёртв. Один из подпольных торговцев, промышляющих контрабандой. Раньше этим занимался Скур, но после того, как его покровителя из семейства Йомсов убили, за Скура тут же взялись палачи из людей Наставника. После чего чёрный рынок тут же запестрел новыми торговцами. Жатву из тел, которая последовала сразу за переделом сфер влияния между ними, сослуживцы Бальбоа и сейчас пожинают.
Три дня назад была найдена связка из пяти трупов, выброшенных на берег озера, на чьих лицах было криво-косо выжжено калёным железом «Марганец». Счётчик уже думали остановить на девяти, поскольку был найден подозреваемый, а вернее, подозреваемая. Лысая девушка шестнадцати лет. Тонка в плечах, но юрка и ловка. Недавно прибыла в город, хотела попытать счастья устроится в портняжную лавку. Когда Иньиго добрался до неё, палачи уже вырвали у неё признание вместе с тремя ногтями и несколькими зубами, сопровадив зверскими побоями. Хотели были уже поиграть с ней в любовные игры, да только во время допроса загорелся дом одного лейтенанта, который покрывал ребят Марганца, которых дружным плотом из трупов прибило к берегу. Он сгорел вместе с женой и двумя детьми. Девушку хотели было отпустить, но тут она, истерически хохоча, бросилась и выцарапала глаз одному из стражников. И её пришлось убить на месте. По итогу трупов стало четырнадцать. Девушку, не мудрствуя лукаво, вписали в жертвы этой самой убийцы.
Когда весь город облетела весть о сожжении продажного, но всё таки лейтенанта городской стражи, к расследованию подключились серые кители из ОКО. Вчера в «Пивном рифе» стало попахивать мертвечиной, и туда выдвинулся не спавший прошедшую ночь Иньиго.
В одной из комнат обнаружился мерзкого вида мордоворот, подвешенный в петле и с выбитым из-под ног табуретом. Ножевое ранение под лопаткой, срезанные веки, вырванный язык и отрезанные чресла неопровержимо доказывали, что его пытали очень долго и болезненно. Судя по запаху, он так висел уже дня четыре. В тот же час трактирщика взяли в оборот и стали допрашивать, как это он так умудрился прошляпить труп у себя в таверне.
Что в итоге из него вытянули, лейтенант узнать не успел, поскольку кто-то из горожан сообщил страже, что видел, как некто с неестественно яркими волосами шёл на окраину города. А потом из корчмы «Удачи» выдвинулось в том же направлении группа лихо выглядящих людей с собаками.
Оказавшись на месте, Иньиго застал двоих скрученных и закованных в кандалы бандитов, сдавшихся почти добровольно, и одного плохо выглядящего бандита, который сам вышел и сдался, сообщив, что готов к сотрудничеству. Ему промыли и перевязали рану, а потом отправили в Допросный дом, где его допросом занялся сперва какой-то инквизитор, а потом, пройдя через некоторые бюрократические проволочки, уже и Иньиго. Если бы лейтенант промедлил хотя бы ещё четверть часа, Радуша уже ему отдавали из пыточных камер, из цепких лап палачей ОКО. Как они утверждают, им плевать на дела городской стражи. Их дело — блюсти законы Короны и прежестоко карать нарушителей.
Гримр Деморт был пьян. И это опьянение ему не нравилось. Если бы горло было обожжено дворфской настойкой или креплёным Берфламмским вином, он бы и чёрной как смоль бровью не повёл, однако горло саднило от комка какой-то дряни, которую приходилось постоянно сплёвывать. Если бы взгляд ему мутила крепкая медовуха с пасеки Винченцо, или виртуозно снимаемые тряпки с разгорячённого тела эльфийской красавицы, он был бы доволен. Однако взгляд мутнил туман, обволакивающий эту сторону озера Рюн проклятый туман. Долбанный туман, забирающийся под любой плащ и пробирающий до самых костей независимо от времени года. Даже не будь сейчас де Морт босоног и почти раздет неудачной игрой в кости.
Впрочем, что это за игра в кости такая, если она удачна? И если бы его руки тряслись оттого, что держали гладкие грани этих самых костей, он был бы сейчас на кураже. Но нет. Кости у него были только те, которые держали его никчёмную плоть вместе. Зачем они до сих пор это делают, де Морт не знал. Он вообще ничего не знал. Ни то, удастся ли ему наскрести сегодня пригоршню медяков на бутылочку хоть чего-нибудь горячительного, ни то, есть ли в королевстве монета, не прошедшая его кошелёк и не осевшая в тугой мошне винодельцев. Он ничего не знал. Да ему было и похрен.
- Винца... винца, винца, винца... - пропитым голосом мечтательно проговорил де Морт и зашёлся в надсадном кашле, схаркивая вязкую бледно-жёлтую желчь с комками жёлтой пены в ясли для лошадей. - Всё бы отдал за бутылочку хорошего винца!
Он подумал, удастся ли вымолить хотя бы один медяк, стоя на четвереньках, и пришёл к выводу, что вряд ли. Он порыскал рукой подле себя в поисках рапиры в ножнах из красного дерева, с золочёной гардой и инкрустированной изумрудами рикассой. Но вспомнил, что заложил её в Глокхолле, и прикупил там попроще, с гардой, лишённой украшений, без ярко выделенной рикассы и в кожаных ножнах. И принялся рыскать в поисках простенькой рапиры. Но вспомнил, что заложил где-то и её, и, опираясь на ясли, попытался встать.
Попытка удачей не обернулась, и ясли перевернулись, окатив Деморта застоявшейся водой с начавшей гнить соломой и комьями чего-то ещё.
- Тяжела доля наёмника, - усмехнулся Деморт, оплёвываясь. - На рассвете карьеры ты твёрдо стоишь на ногах, в зените славы ты на лихом коне, остаток жизни прозябаешь раком...
Почесав ярко-красную сыпь на загривке, бывший наёмник приподнялся на все шесть с четвертью футов своего роста, активно изучая забившиеся под ногти шанкры, прежде чем увидел подходившую к дверям трактира фигуру, откуда его выпнули несколько минут назад.
Налитые кровью полопавшихся сосудов впалые глаза серыми молниями окинули фигуру с ног до головы, незримые доли мгновенья задержавшись на поясе с кошелём и оружии путника.
- Что за красавица посетила местный серпентарий склок, вздоров и оздоровительного разврата на Оползневой улице! - заулыбался бывший наёмник, наматывая ус на палец. - Извольте представиться, лихой солдат удачи Гримр Демо...
В этот момент он театрально попытался снять отсутствующую шляпу со своей начавшей седеть головы в приветствующем поклоне, однако не удержался на трясущихся ногах и низвергнулся к ногам таинственной незнакомки, стирая кожу скулы о местный суглинок.
Видимо, он хотел извиниться за этот конфуз своими историями, о том, как обедал за одним столом с богатейшими герцогами юга, как громил войска королей, как спал в одной постели с первыми леди государств. И то, как он, великий солдат удачи, капитан-генерал «Серебра и пурпура» Гримр Деморт, вершил историю, будучи обычным рабочим войны.
Рассвет чуть на ногах, и я у ваших ног... - после чего наёмник впал в полный осадок, и мирно засопел.
- Вставай, пьянь, - несильно ткнув носком сапога в брюхо Вига, переворачивая наёмника. - Даже со спиленными рогами и оттяпанным хвостом ты за человека не сгодишься. Они так не нажираются.
- Всё... отняли... что нажито непосильным бездельем... - просипел Деморт, попытавшись подняться. Ну, если можно считать полуживые судороги за попытку. - Не шуми, дай поспать.
Тяжело опираясь на самодельную трость, девушка, попытавшись не напрягать место укуса, взяла за шкирку наёмника и попыталась поднять его. В какой-то момент, когда он должен был снова упасть, Гримр приподнялся на локтях, а потом вцепился в куртку Виги, чем едва не уронил девушку на себя.
- Ты подменял Стука месяц, у него опять колено гнить начало, это не твой кабак, придурок, - устало вздохнула Вига, злобно шипя от боли в подранной ноге и навалившегося на неё тушу Деморта. Нырнув под его руку, она стала его поддерживать. - На каком этаже твоя комната, старый ты прохиндей?
- На третьем! Вторая дверь слева!
- Какая же ты всё таки скотина, Деморт... - проговорила девушка и открыла дверь таверны своей тростью. - И не ори ты так... Где ключ?
Я его в комнате забыл... - произнёс старый наёмник, до чьего ума дошло, что его сейчас туда отнесут и, возможно, даже уложат в кровать. Чем он воспользоваться не побрезговал и повалился всем весом на тоненькую фигуру старой знакомой. - Ещё там есть бутылочка вина и модный сыр.
- Это же какой нынче сыр стал модным? - иронично приподняв бровь, спросила Вига.
С плесенью! - заулыбался старый пропойца, приветливо махнув трактирщику, широкоплечему мужчине в кожаном фартуке. - Слышь, Стук! А я с зачётной девкой в дральню иду. Неси вина и чего пожрать! Моя любовь за всё заплатит...
От его слов в таверне наступила тишина. Даже молодая девушка, играющая какую-то спокойную мелодию, под стать безмятежному дождливому утру, уже изрядно клевав носом, прекратила бренчать на своей лютне и удивлённо посмотрев на только что выпнутого бывшего трактирщика, который буквально пару дней назад ещё стоял за стойкой Стука.
- Как он это делает? - удивлённо пробурчал один из завсегдатаев «Удачи», невольно сгребая в руки кости и только что выигранные серебряные монеты.
- Да он мало того, что удачливый сын собаки, - в тон ему ответил второй игрок, выкладывая из кошеля ещё пару монет. - Удваиваю ставку. Я сейчас отыграю свои деньги...
- Деньги на тумбочке... - перебарывая смачный зевок, проговорил Гримр, потягиваясь на кровати и внимательно изучал обнажённую спину своей старой подруги, которая сейчас стояла у кадки с горячей водой и промывала повязки, которыми она обматывала укушенное бедро.
- Какие деньги, Гримр? Я не куртизанка! И мы не спали! - кинув недовольный взгляд через плечо, сказала девушка. - У тебя там такой букет, что для меня даже один лепесток смертельным будет!
- Ты спала? Спала. Я спал? Спал. Мы с тобой спали, а сегодняшнюю ночь так и вовсе проспали... Считай, её мы переспали, - не справившись с зевотой, Гримр всё таки зевнул. После чего перевернулся на живот и закончил, накрываясь одеялом. - Деньги оставь на тумбочке...
Вига, будучи всегда остра на язык, даже не сразу нашлась, что сказать. Повесив на бортик кадки бинты, она развернулась к старому наёмнику и толкнула его в плечо, не давая тому опять уснуть.
- Ты у меня обитаешь третий день, дрыхнешь со мной в одной постели, зализываешь раны, зверски ограбила меня на мою любимую рубаху, и всё никак не уйдёшь, - перевернувшись на бок, Деморт подпёр рукой голову и без зазрения совести пялился на ничем не прикрытую грудь своей временной сожительницы. - Ты меня не прирезала, не дала себя возлюбить разок-другой, и до сих пор меня не покинула, значит тебе что-то надо.
Вига всегда удивлялась этому драному лису. Многих людей и нелюдей она знала, но ни разу не встречала такого, как Гримр Деморт, который, казалось, полностью состоял из противоречий. Ветер в поле постоянней этого самовлюблённого мота. И, что самое мерзкое, ей сейчас необходим этот расшатанный флюгер. Без его помощи за ней придут. Не псы Марганца, так псы из городской стражи, за которой не замечалось ничего серьёзнее ловли мух и избиению мелких карманников. Если бы та грёбаная псина не вцепилась в ногу Виги, она бы не просиживала без дела последние дни. Правду говорят, что беда не приходит одна. И тогда, неделю назад, когда она нагишом улепётывала от погони с собаками, более показательных доказательств этому высказыванию трудно найти.
Слава всем богам, город от деревни отличается, что слухов в ней больше в несколько раз. И среди всего этого гвалта, до ушей Виги донеслась о возвращении Стука Врасплох, старого вояки с деревянным протезом вместо ноги, который и держал корчму «Удачи», а его старый знакомый, который до этого примерно месяц занимался делами кабака по имени Гримр Деморт, в оплату своих услуг выпросил месяц постоя, бутылку вина каждый день и бесплатное питание. На поверку слухи, конечно, оказались сильно преувеличенными. Гримр бесплатно гостил у него неделю, а потом должен был платить, за вино и пищу слухи врали, конечно же. Но для кровожадной Макинтош это была чуть ли не единственная возможность избежать поимки всех заинтересованных в этом.
- Я уже понял, что тебе нужен Марганец, - как бы невзначай бросил старый наёмник, почёсывая отросшую щетину на подбородке. Длинные чёрные усы висели двумя сосульками немытых волос. - От меня тебе нужно укрытие, это понятно. Но если бы на том перечень нужд кончался, ты бы просто провернула тот трюк, как в «Рифе». Право слово, ты действительно ему всё хозяйство отрезала?
- Он был согласен меня приютить только на таких условиях! - оправдалась Вига, вернувшись к своему занятию. Укус хоть и зажил без осложнений, но всё равно ещё неприятно напоминал о себе вспышками боли на каждый шаг. - Чего мне оставалось делать?
- Провести человеку декапитацию, - начал загибать пальцы старый наёмник, откинувшись обратно на подушку. - Подсыпать яда в еду или вино. Перерезать горло можно было бы на прощание. В конце концов, согласиться на его условия, и иметь постоянный источник удовольствия! Ведь это вам необходимо только ноги раздвинуть, вся тяжесть дел амурных ложится на мужские, кхм, плечи.
- Декапи... что? - скривилась девушка, пропустив последние слова наёмника мимо ушей. - Ты где таких слов нахватался?
- В книжках, - начав ковыряться в носу, беззаботно ответил Деморт. - Всякие учёные дураки иногда прикольные слова придумывают. Астрономия, телегония, диалектика. Звучат красиво, и никто ничего не понимает, а ты ими можешь хоть детей называть. У меня есть один знакомый. Он, последовав этому совету, сына назвал Конгломерат. Хотя самого зовут Пафнутий. За будущих внуков мне уже даже немного боязно. Он, кстати говоря, меня давеча спрашивал, что это за коза-дереза пришла пастись на мой лужок?
- И что ты ему ответил? - вмиг посерьёзнев, спросила Вига, крепко-накрепко забинтовав свою ногу. Схватив нож, лежащий около неё, она направила его на всё так же безмятежно лежащего бывшего трактирщика. - И кто он такой?
- Да так, городской стражник. Около Ремесленных ворот караульную службу несёт, - взглянув из-под полуприкрытых глаз на острие ножа, смотрящих ему в открытый бок, он проговорил. - Ножик, это, конечно, хорошо. Накромсай сырку, и налей винишка. Я вчера брал бутылочку красного на двоих. Как знал, что ты будешь резать сыр.
- Гримр!
- Хорошо, хорошо, - отмахнулся Гримр, вставая с постели. - Ээх, а я вставать не хотел до самого вечера. Сам порежу.
- Гримр! - начала злиться девушка.
- Чтобы угрожать мне, хотя бы рубаху накинь, - беззаботно проговорил де Морт, повернувшись к ней спиной, и принялся искать что-то в прикроватном сундуке. Кинув не глядя чёрную рубашку с серебряной вышивкой, он попал аккуратно в лицо девушке, после чего продолжил, достав себе вторую, синюю в жёлтую полоску. Или жёлтую в синюю полоску. - Он мне месячное жалование на той неделе в кости проиграл. Сегодня пришёл остаток возвращать. И спросил, кто эта прекрасная коза-дереза в капюшоне пошла наверх? Я сказал, что ты моя невеста. Но ни она, ни местный жрец, который за это дело отвечает, пока не в курсе. Поэтому я бы хотел, чтобы о ней пока никто ничего не знал. А взамен простил ему долг и треть от выигрыша вернул ему.
- И ты уверен, что он не расскажет это никому? - недоверчиво спросила девушка, положив рубашку рядом с собой. - И, что самое важное, поверит в это?
- А ему не до этого теперь, - беззаботно пояснил Гримр. - Я чистильщика обуви за пару монет подкупил. И он со всей своей молодой прытью проследил, где живёт Пафнутий, и рассказал его жене, само собой, по секрету, что Пафнутий зачастил гулять по борделям, где и оставил половину своих денег.
Ты дурак? Что ты наделал, идиот?! - злобно встрепенулась Вига, откладывая нож и примеривая на себя шёлковую одёжку. - А если он не сможет объясниться и выложит всё как есть?
Тогда его с позором турнут из стражи, - отмахнулся мужчина, зашнуровывая рукава. - Если не кинут в темницу. Но если так и будет, то мы из петли на площади будем это наблюдать, беззаботно раскачиваясь на ветру. Запомни, Вигушка, я никогда не проигрываю...
- ...Потому что не играешь честно! - закончила за него извечную фразу Вига, просунув голову в широкий ворот рубахи. - Хотя, когда я тебя подобрала, ты был раздет как пьяный моряк.
- Я хотел тогда немножко проиграться в карты! - оправдался наёмник. - Это же игра на деньги. Какой в ней азарт, если ты постоянно выигрываешь? Вот в других играх я не проигрываю из принципа! Ладно, я на рынок. Мне кажется, там недавно добрые рапиры завезли в пару лавок. Подай сапоги, будь добра.
- А я?
- А что ты? Ты мне не говоришь, что тебе от меня надо. Вдруг, придётся обнажить свой меч ради тебя? А я свою последнюю сталь в Глокхолле пропил. Ты подумай, а я прогуляюсь. Вечером буду.
Конец двух третей первой части.
За развёрнутую критику рассказа по частям буду премного благодарен.
Лучше всего обливать помоями писанину по таким этапам:
1. Ильва и Ёрм;
2. Наставник Шлегельмильх;
3. Вига Макинтош и Иньиго Бальбоа;
4. Гримр Деморт.
P. S. песня, послужившая толчком для написания сего рассказца "Кобыла и Трупоглазые Жабы Искали Цезию, Нашли Поздно Утром Свистящего Хна - я устал"
Изя попросил меня написать рецензию. Таким людям не отказывают, поэтому я попробую.
Тут вот какая заковыка... Отрывок я прочитал, но за что его критиковать - не знаю. Наличие смысловых ошибок меня волнует мало, тем паче грамматических, но даже если попробовать предъявить это автору, то все претензии разобьются о черновой статус работы. А серьёзно предъявить за сюжет, персонажей и логику повествования невозможно ввиду того, что это крайне небольшой отрывок крайне обширного произведения.
Давайте так. Персонажи есть, и вроде бы все разные, но мне они показались слегка одинаковыми. Такой типичный вайб персонажей Изи - легкая расхлябанность, ироничность и излишний вокабуляр. Я говорю про Ёрма, Гримра, Вигу и Шикльгрубера. Быть может, впечатление усугубила авторская озвучка от Изи, но определенно прослеживается общий стереотип персонажа, замеченный мной ещё со времён ФРПГ на этом сайте. На мой взгляд, стоило бы основательнее проработать их психолухические портреты, если этого ещё не сделано.
Ну и другая проблема - слишком длинные и сложные предложения. Я сам таким увлекался, но со временем такая манера письма начала казаться мне излишне нарочитой и искусственной. Стоит сделать лицо попроще, а вместе с ним и текст.
В остальном все заебумба. Автору ничего не желаю, а то слипнется.
Наш канал в телеграмме - Подписывайся!!! - t.me/stalkeruz_com
Наш чат в телеграмме - Велкам!!! - t.me/joinchat/AhAXYUa0wa1dXbp760kauA