от никогда не думал, что такое возможно. Скажи мне кто месяц назад, что свободовца братом назову, я б ему первым провериться у психиатра предложил. А вот случилось. М-да... Дело было так.

Сталкеры доложили о том, что на Свалке появилась стая собак. Свалка место, в общем-то, не опасное, но твари забредают. Ну и мы их уничтожаем по мере возможностей. Дело обычное. Наш квад послали собак зачистить. Стая небольшая, десять - двенадцать особей, так что проблем возникнуть не должно было. Пошли мы с утра, чтобы к вечеру на базу вернуться - на ночь в Зоне без необходимости лучше не оставаться. Солнце только зенит перевалило, когда мы лай услышали. Залезли на холм, оптику подняли: так и есть, наши клиенты. Аккурат в ложбине между нашим холмом и следующим стая собак резвится. Подкрадываться к ним бесполезно, нюх такой, что за полкилометра учуют. Проще спровоцировать на атаку, "поднять", как у нас говорят, и перебить на подходе, с устойчивой позиции. Мы так и хотели сделать. Заняли позиции и дали по ним очередь. Одна тварь кувыркнулась, остальные с воем понеслись на нас. Мы начали стрелять, но собаки, пробежав метров семьдесят, вдруг развернулись и помчались прочь. Само по себе странно, обычно они всегда атакуют до последнего. Но тут делать нечего было, так что мы побежали за ними. В общем, мы за ними до самого вечера по холмам прыгали. Твари словно издевались, то отбегая, то останавливаясь и подпуская нас поближе. Ещё пять собак мы срезали, но больше они не подставлялись, держась в отдалении. Устали как черти. А тут ещё эти твари мало того, что пол-Свалки обегали, так под конец и вовсе на Тёмную долину повернули. Уйдут, если тут не кончим - в Долину нам ход закрыт, территория "Свободы". Был, конечно, соблазн их туда загнать, а там пусть у свободовцев голова болит. Но, во-первых, вернуться могут, а во-вторых, перед Долиной свободовские патрули ходят, не нарваться бы на них.

Я до сих пор не могу понять, как получилось так, что нас завели в ловушку. Стемнело. Мы шли, подсвечивая фонариками, спотыкаясь и тихо матерясь. Собаки по-прежнему лаяли где-то впереди. Было похоже, что придётся заночевать тут, а утром продолжить погоню - в темноте легко попасть в аномалию. Мы спустились с очередного холма (которого по счёту за этот день?) и Термит, старший квада, скинул с плеч рюкзак:

— Всё, мужики, отбой. Закончили на сегодня. Ночуем тут, а завтра...

И тут воздух задрожал от воя, темнота задвигалась, и в свете фонарей заметались приземистые фигуры собак. Эти твари, видно, прятались где-то за обломками техники и теперь со всех сторон накинулись на нас.

— Наверх, м-мать! — заорал Термит, сбивая очередью первую налетевшую на него собаку.

Став спина к спине и отстреливаясь от них, мы пытались подняться выше на холм. Собаки наседали, мы едва успевали отстреливать их. Это были не те твари, которых мы преследовали: там оставалось всего шесть особей, тут же их было не меньше трёх десятков. К счастью, те же обломки техники, что спрятали тварей, работали теперь на нас, не позволяя собакам наброситься сразу со всех сторон. И всё равно было понятно, что нам конец. Мы пытались держаться вместе, но нас быстро разбили. И вскоре я уже в одиночку пробирался между двумя рядами строительных машин, отбиваясь от тварей. Где-то в стороне говорили ещё два автомата. Я узнал чёткий говор "Абакана" Термита и чуть захлёбывающийся — раздолбанная затворная рама — голос Новикова АКМа. Автомат Чингиза уже молчал.

Обогнув старый остов самосвала, я оказался почти на краю холма. Из оставленного мной прохода метнулась собака, распласталась в длинном прыжке. Я вдавил курок, но автомат выплюнул одну-единственную пулю и замолк: кончились патроны. Собака врезалась мне в грудь и сбила с ног. Мы покатились по земле. Хрипло рыча, она старалась дотянуться до моего горла, я чувствовал её зловонное дыхание на своём лице. Отпихивая её морду левой рукой, правой я пытался вытянуть нож. Резко дёрнувшись вперёд, тварь откинула мою ладонь и почти вцепилась мне в глотку - её челюсти клацнули у самого лица, задев подбородок. Я вскинул левую руку, закрывая горло, и её полусгнившие, но всё ещё острые зубы впились мне в предплечье. Руку обожгла нечеловеческая боль, и я почти перестал её чувствовать. В этот момент правой рукой мне наконец удалось вытащить нож и я ударил им тварь, целясь в шею. Почти теряя сознание от боли, я бил её со всем отчаянием обречённого человека - раз, другой, третий. Наконец хватка собаки ослабла, потом она дёрнулась и обмякла. Страшные челюсти, сомкнувшиеся на моей руке, разжались. Я попытался спихнуть с себя её труп, но сил не осталось. Сознание захлёстывала боль, перед глазами давно уже плавали круги. В ногу что-то вонзилось, но боли я уже не почувствовал. Меня резко дёрнуло и потащило. Почва подо мною вдруг просела и сдвинулась, я полетел вниз по склону холма - видимо, борясь с собакой, я откатился на самый его край. В гаснущее сознание ворвались выстрелы, и меня окутала тьма.

Я очнулся. Этот простой факт почему-то очень поразил меня. Голова была кристально пустой, но я отчего-то был твёрдо уверен: мне полагается быть мёртвым. На миг пришла мысль, что я уже умер, но потом я отбросил её. Мёртвым не больно, а у меня болело всё. Всё тело пронизывала такая боль, как будто какой-то садист-самоучка медленно шинковал меня на фарш. Больно было даже дышать. Я попытался открыть глаза, и это движение вызвало такую боль, что с пересохших губ сорвался стон.

— Очнулся? — словно сквозь пелену донеслось до меня. Потом кто-то аккуратно приподнял мне голову, и моих губ коснулось что-то прохладное. — Пей!

Я рефлекторно сглотнул, в горло хлынула вода. Тело отозвалась такой болью, что я едва не потерял сознание. Но прохладная вода тушила тот пожар, что бушевал во мне, и я заставил себя пить. Я осилил добрый десяток глотков, прежде чем сознание всё-таки ускользнуло.

Очнувшись во второй раз, я почувствовал себя значительно лучше. Тело по-прежнему болело, но теперь боль не была такой всепоглощающей. Она сконцентрировалась в трёх местах: левой руке, правой ноге и левом боку. Правда, тело словно налилось свинцом. Зато мысли начинали проясняться. Я попытался двинуться.

— Очнулся? - приветствовали меня тем же вопросом.

Потом кто-то подошёл, металлически скрипнуло (знакомо... ах да - крышечка фляжки), голову мне опять приподняли, в губы ткнулось горлышко. Я жадно заглотал. С каждым глотком становилось легче. Я оторвался от фляжки только тогда, когда уже не мог заставить себя пить.

— Вот молодец! — обрадовался кто-то.

Я с некоторым трудом открыл глаза. Яркое солнце ослепило, но вскоре зрение прояснилось. Возле меня с фляжкой в руке сидел парень. Его лицо меня сейчас абсолютно не интересовало, потому что я увидел нечто более важное. Его форму. Форму, знакомую каждому долговцу. Зелёно-жёлтой камуфляжной расцветки, с изображённой на груди эмблемой - оскалившийся волк - и надписью под ней: "СВОБОДА". Несколько долгих секунд я смотрел на эту надпись, пытаясь осознать этот факт. Потом медленно поднял голову и встретился с ним взглядом.

— Ну, с возвращением на этот свет, долгарь! — широко улыбнувшись, сказал он.

Наверно, у меня было забавное лицо. Потому что его улыбка стала расплываться в усмешку едва сдерживаемого смеха. Смейся, смейся, урод, что я не могу ничего сделать. Радуйся, что я сейчас беспомощен. Встретились бы раньше, ты бы у меня по-другому засмеялся.

— Ну, и что дальше? — я постарался вложить в голос максимум презрения. Не боюсь я тебя, даже сейчас не боюсь. Но вышло хрипло и слабо. — Убьёшь?

Свободовец прыснул и с весёлым удивлением спросил, глядя на меня чистыми и даже, кажется, трезвыми глазами:

— Чувак, ты реально думаешь, что я угрохал на тебя целую кучу аптечек, бинтов, антисептиков, антибиотиков и дорогущий артефакт только затем, чтобы убить тебя, когда ты очнёшься? Чувак, у тебя мания величия.

Я почувствовал, как меня против воли разбирает смех. Один из моих злейших врагов, с которыми мы сколько лет воюем на выживание, упрекает меня в том, что я думаю, что он собирается меня убить. Смеяться было больно, но остановиться я не мог. А свободовец почему-то всполошился.

— Эй-эй, долгарь, не дёргайся! Я ж не медик, я же тебя как смог перевязал! Если раны откроются, пипец будет!

Такая забота вызвала у меня новый взрыв смеха. Преодолев слабость и боль, я смог перевернуться на бок и корчился, держась правой рукой за живот. Рука нащупала на боку повязку; кажется, такая же плотно стягивала у бедра правую ногу. Левой руки я практически не чувствовал.

— Тихо, долгарь! Долгарь! Долгарь!!!

Голос стал отдаляться, в глазах потемнело, поднялась пронизывающая боль. Ещё несколько секунд я балансировал на грани сознания, а потом на меня упала темнота.

Когда я очнулся, было уже темно. Я лежал у костра, по ту сторону сидел свободовец. То, что я ещё жив, меня удивило и, что уж там, обнадёжило. Как ни крути, а жить хотелось. Другой вопрос, какой ценой. Даже если предположить – предположить - что он действительно намеривается меня вытащить, то вопрос, что потребует взамен. Работать "кротом" в "Долге"? Если так, то придётся всё-таки умереть. Я попытался шевельнуться, но тело отозвалось острой болью. Мне было даже хуже чем перед тем, как я отрубился.

— Не дёргайся, долгарь! — вскинул голову чёртов свободовец. — Одного раза мало? Имей в виду, бинты у меня не бесконечные.

Он поднялся, обошёл костёр и опустился на колено рядом со мной, на ходу доставая фляжку. Мою фляжку, кстати.

— Пить хочешь?

— Да, — прохрипел я. Горло действительно пересохло.

Я попытался приподняться, но сил не хватило. Тогда он снова просунул руку мне под шею и приподнял голову. Вода принесла небывалое облегчение.

— Лучше? — спросил он, ложа фляжку на землю и садясь рядом. Я кивнул. — Ну вот и хорошо. А я уже думал, копец тебе. Хотя я тоже, конечно, хорош. Ну не смог удержаться, у тебя лицо та-а-акое было... — он усмехнулся. — Не ожидал?

— Нет, — честно прохрипел я. Голос был ломким и слабым. — А дальше-то что?

Он вскинул брови:

— В смысле?

Я попытался прояснить вопрос, который меня здорово волновал.

— Допустим, ты меня не пристрелишь, хотя мне в это трудно поверить. Допустим даже, что каким-то образом поможешь отсюда выбраться, хотя в это поверить я вообще не могу. А что взамен?

Сначала он словно не понял, потом засмеялся.

— А-а, вот ты о чём. Да ладно, расслабься, больно мне ваши секреты нужны. Ну выпьешь как-нибудь за моё здоровье.

Я не поверил.

— Ага, хочешь сказать, ты меня просто так спас, вместо того чтобы пристрелить? — я усмехнулся.

Свободовец пожал плечами:

— Ну, в общем-то, да.

Нет, ну не мог я в такую доброту поверить. Никак не мог. Невозможно такое.

— И ты хочешь, чтобы я в это поверил?

Он опять пожал плечами.

— Ну не хочешь - не верь.
Некоторое время я молчал, потом недоверчиво спросил:

— И на черта это тогда тебе надо?

Свободовец задумался.

— Ммм... В человеколюбие ты не поверишь?

Я покачал головой.

— И в то, что "человек человеку — брат" тоже?

Я повторил жест.

— Ну тогда даже не знаю... А, вот, придумал! Я теперь ближайший год буду ходить гордый: мол, вот какой я добрый, благородный и вообще героическая личность, где ковровая дорожка и памятник в мою честь?

Я не удержался и фыркнул. Свободовец обиделся:

— Ну, блин, на тебя не угодишь! Ну тогда сам что-нибудь придумай, если без этого никак. А вообще, — он стал вдруг серьёзным — у меня принцип такой: если можешь кому-то помочь - сделай это. Можешь считать это недостатком воспитания.

Я не утерпел:

— И даже врагу?

Он отмахнулся:

— Тоже мне, враг. Это вы почему-то думаете, что у нас война, а у нас так - маленькие разногласия. И воевать тут совсем не обязательно. Вот, может до тебя это теперь дойдёт.

Я протестующе замотал головой. Говорить было уже трудно, силы кончались.

— Погоди, дай я те кое-что расскажу, — продолжил свободовец. — Может, поймёшь. Я, собственно, на стрельбу кинулся. Думал, кто из наших, территория-то к Долине близко, может, помощь нужна. Оказалось - пяток собак, три долговских трупа и один полутруп, истерзанный до такой степени, что смотреть страшно. Дёргается, хрипит, а к нему уже собаки подбираются. Ну вот что бы ты на моём месте сделал? Хотя нет, лучше не говори. Надо быть полным отморозком, чтобы добить едва живого человека, даже если он принадлежит к недружественной группировке. Вот посмотри на меня внимательно: я похож на зверя?

Я посмотрел и был вынужден признать, что нет, как-то не очень, рожа мирная.

— Ну вот, в общем. Теперь вопрос закрыт?

Я молча кивнул. Жаль было ребят. Термит, Новик, Чингиз - ещё в мой кровавый счёт Зоне.

— А тебе, кстати, четыре раза круто повезло, — очень серьёзно сказал свободовец. — Что тебя сразу не растерзали, раз. Что я подоспел вовремя - к тебе уже собаки подбирались, ещё минута бы и ... - это два. Что подоспел именно я - кое-кто из наших ребят тебя бы действительно добил и не дёрнулся бы - три. И что у меня оказался "ломоть мяса" - иначе бы ты скорее всего не выжил - четыре. Так что ты вчера заново родился, долгарь.

Я молчал. Нечего мне было сказать. Уел он меня по полной. Поставил на место. Я чувствовал себя провинившимся школьником. Потому что, повернись наоборот, я бы его - добил. Не сомневаясь. Паршиво...

— И не жалко было артефакта? - надо же хоть что-то сказать.

Кто не знает, "ломоть мяса" - довольно дорогой артефакт, стимулирующий активный рост клеток. То есть, раны быстрее затягиваются. После активации работает несколько часов, потом растворяется. Но за это время плоть восстанавливается так же, как примерно за неделю-две времени.

— Жалко, конечно, — вздохнул свободовец, — в кои-то веки нашёл. Но тут, как говорится, без вариантов. Ты мне лучше скажи, ты левую руку чувствуешь?

Я прислушался к ощущениям, попытался пошевелить пальцами. Не вышло, но огнём вспыхнула боль.

— Двигать не могу, но боль чувствую. А что? - я внимательно посмотрел на него.

Свободовец помрачнел.

— Нога и бок нормально заживут, бронька у тебя хорошая... была. А вот руку тебе сильно разорвали - мышцы, сухожилия вхлам. Да ладно, — он чуть пихнул меня в плечо — может, обойдётся, не расстраивайся. Тем более на артефактах. Через месяц-другой только шрам останется. А шрамы, как известно, мужчину только красят.

Я сжал зубы. Да плевать мне на шрамы было. "Долг", похоже, потерял ещё одного бойца. Да и инвалидом на всю жизнь я остаться не хотел.

— Тебя как зовут? — решил познакомиться свободовец.

— Дзот, — неохотно ответил я, оторвавшись от невесёлых мыслей.

— А я Саня Караул, — обрадовался он. — Будем знакомы. И слушай, Дзот... Тебе к себе на базу срочно надо. С меня медик... Я заражения боюсь, у собак зубы сам знаешь какие. Я тебе антибиотиков вколол, но... не уверен я, короче.

Я посмотрел ему в глаза:

— А тебе-то дело какое?

Свободовец смутился:

— Ну ты, блин... издеваешься? На черта я на тебя столько медикаментов и артефакт угробил, если ты через пару дней помрёшь? Обидно же, блин...

Я не отвёл взгляда, и Караул заёрзал:

— Ну и потом... ну... человек как-никак. Вот только так на меня смотреть не надо! Я просто на редкость человеколюбивый тип. "Человек человеку - брат" слышал? В Зоне тем более. А смерть, Дзот, на редкость паршивая штука.

Я откинулся назад, закрыл глаза. Ясно, в общем. Романтик, блин, идеалист чёртов. Такие в Зону идут, чтобы песни у костра петь и фоткаться на фоне аномалий. В компьютерные игры наиграются и думают, что тут то же самое - и мрут как мухи. Борец за справедливость, мать его. "Сделай мир лучше, чувак!". Поможет действительно не потому, что от меня что-то надо, а просто потому, что так правильно. Жизнь, видно, по-настоящему не била, иначе бы давно свой идеализм растерял. Но, как ни крути, этот придурок спас мне жизнь.

Сон, с которым я давно боролся, стал одолевать, в голове мягко шумело. Сил не осталось даже на то, чтобы думать. От костра тянуло теплом, и это тоже убаюкивало. Я положил голову на спальник, на котором лежал, и спустя несколько секунд провалился в сон.

Из сна меня выдернул знакомый звук. Ещё толком не проснувшись, я потянулся за автоматом - только для того, чтобы обнаружить его отсутствие. Чертыхнувшись, я открыл глаза и заставил себя приподняться на локте. Судя по всему, сейчас было раннее утро, солнце стояло над самым горизонтом. Костёр давно потух. По ту его сторону, завернувшись в спальник, дрых свободовец. Ремень своего оружия, американской винтовки М-16, он намотал на руку, и ствол почти касался его щеки - сразу не сдёрнешь. До ножа, который, как я вчера заметил, висел у него на поясе, тоже не дотянуться. Да и сомневаюсь, что у меня хватило бы сейчас сил на такую операцию. Метрах в сорока от нас стояла собака и внимательно принюхивалась к воздуху. Её тихое поскуливание и выдернуло меня из сна. Чертыхнувшись своей безоружности, я позвал:

— Караул! Караул, чтоб тебя!

Ну, по крайней мере, хоть проснулся он сразу. Поднял голову и сонно протянул:

— Ммм?..

Я молча показал глазами на собаку. Но вместо того, чтобы тихо снять винтовку и свалить тварь одной очередью, он потянулся, приподнялся и крикнул:

— Кыш!

Собака заскулила и кинулась прочь - поодиночке они трусливы. Я разозлился.

— Ты чего?!

Караул повернулся ко мне:

— А?
— Ты почему её не пристрелил? — зло спросил я.
— А что? — удивился он.
— А то! Тварей надо уничтожать!
— Ага, — согласился свободовец, укладываясь на спальник с явным намерением спать дальше, — когда они тебе мешают. Она тебе мешала? Мне - нет.

Он накрылся и замолчал. Я не выдержал:

— Эй, ты что, спать собрался?
— Угу, — промычал он, не открывая глаз.
— Караул! Караул, блин!

Он вздохнул, приподнялся на локте и с надрывом сказал:

— Слушай, Дзот, имей совесть! Рано ещё. Я всю прошлую ночь просидел около тебя, пока ты метался. Я, конечно, понимаю, что "Долг" и совесть вещи несовместимые, но дай мне поспать!

И опять рухнул на спальник. Пока я обдумывал, что ответить на его ""Долг" и совесть", он уже засопел. Ладно, у меня было чем заняться.

Для начала я потянулся к фляжке, которая по-прежнему лежала рядом и хорошенько напился. Потом откинул спальник, которым был накрыт, и стал осматривать себя. Оружия, естественно, нет, свободовец вытащил даже нож из-за голенища ботинка. И нашёл же, гад. Форму можно выбросить на свалку, настолько она порвана. Всё тело в ссадинах и синяках. На груди красноватое пятно - здесь, видно, лежал артефакт. Левое предплечье туго перетянуто странно твёрдой повязкой. Я ковырнул её ногтём и узнал "быстрый гипс" - чрезвычайно полезную штуку при переломах и требующих обездвиживания ранах. Рукой двигать я по-прежнему не мог. Левый бок густо залеплен пластырем. И когда я успел его повредить? Правая нога под разрезанной штаниной тоже забинтована. Я поморщился. Повязка была хоть и тугой, но неправильной, и при ходьбе долго не продержится. На правом локте следы от уколов. Не знаю, что он мне колол, но, судя по всему, заражения всё-таки не произошло.

Следующим этапом моей работы была проверка тела на способность к движению. Подняться на локте я смог - уже хорошо. Я подёргал правой ногой, сжимая зубы, чтобы не застонать. Мышцы работали, но наступить на ногу я не смогу - это плохо. Напряг пресс, выгибаясь вправо - бок отозвался режущей болью. Ладно, переживу. Да и вообще я чувствовал себя гораздо лучше, чем вчера, и несравненно лучше, чем должен чувствовать себя человек через полтора дня после такого ранения. "Ломоть мяса" — сильная вещь.

Следующей задачей я поставил себе встать. Это оказалось труднее, чем я предполагал. Двигался я медленно и аккуратно, чтобы не повредить раненые конечности и беззвучно матерился сквозь стиснутые зубы. Мышцы дрожали и болели, встать никак не получалось. На лбу выступил пот, в глазах темнело, но я не сдавался.

— Тебе не надоело? — этот вопрос вырвал меня из того напряжённо-сосредоточенного состояния, в котором я прибывал. Только сейчас я заметил, что Караул сидит и внимательно смотрит на меня. Я обессилено опустился на спальник.

— Ты как? — поинтересовался свободовец. Подкалывать его я не стал и коротко ответил:
— Лучше.
— Ну вот и хорошо, — кивнул он. — Есть хочешь?

Только тут я понял, как ужасно голоден. Обратный эффект заживляющих артефактов - голод.

— Да.

Караул нагнулся, притянул к себе свой рюкзак, который служил ему подушкой, порылся там и достал две банки тушёнки, почти палку колбасы и полбуханки хлеба. Заколебался, изучающе посмотрел на меня, на разделяющее нас расстояние, потом достал нож и быстро вскрыл консервы и нарезал хлеб и колбасу.

— Держи, — он протянул мне одну банку и придвинул поближе целлофан с едой.

Потом достал из кармана раскладную вилку и вторкнул в свою банку.

— А я чем есть буду? — как можно равнодушнее спросил я, глядя на лежащий около него нож.

Свободовец проследил за моим взглядом и нахмурился. Поколебался, потом почти жалобно спросил:

— Дзот, дурить не будешь?
— Не буду, — пообещал я.
— Слово долгаря? — уточнил Караул.
— Слово долговца, — подтвердил я.
— Ну смотри, я тебе жизнь спас. Мир не поймёт, если ты меня убьёшь, — сказал он и протянул мне нож, на всякий случай отклонившись назад и внимательно глядя на меня.

Я взял нож и спокойно подцепил им кусок тушёнки. Нарушать своё обещание я действительно не собирался. По крайней мере, пока. Про то, что можно было просто дать мне вилку, я говорить не стал.

— Слушай, а что вы тут забыли? — через несколько минут нарушил наше сосредоточенное чавканье Караул. Долго молчать он, кажется, не мог.

Секретной информацией это не являлось, да и давало мне возможность подтолкнуть разговор в нужном направлении, а потому я ответил честно:

— Должны были зачистить стаю собак.

Свободовец поперхнулся.

— Вчетвером? Там же их было штук тридцать!

Я покачал головой:

— Это не наши, эти потом откуда-то появились, — про то, что мы фактически попали в ловушку, я не стал говорить. — Кстати, не знаешь, откуда они взялись?
Караул задумчиво покусал вилку.

— Интересный вопрос. Хотя... Ребята говорили, недавно по краю Долины вроде две стаи на Свалку прошли. Может, объединились?

Я вспылил:
— По вашей территории прошла куча тварей, а вы и не дёрнулись?

— Во-первых, по краю, — пожал плечами свободовец, — во-вторых, делать нам нечего кроме как за собаками гоняться, а в-третьих, вопросы не ко мне, а к старшим.

Уроды, вот уроды, мать их. Не могли тварей у себя зачистить. Соизволили бы оторвать задницы от стульев, остались бы живы трое наших ребят. Наверно, мысли отразились у меня на лице, потому что

Караул воскликнул:

— Ну что? Я в чём виноват?
— Ты - ни в чём, — покачал я головой.
— Слушай, ну не наша это работа - за тварями бегать, — принялся уговаривать свободовец, но я прервал его:

— Проехали.

Доедали мы в тишине.

— А вот теперь вопрос посерьёзнее, — сказал Караул, засовывая вилку в карман. — Как тебя до базы допереть?

Этот вопрос я сейчас как раз обдумывал.

— У нас рация была...
— Накрылась.
— Плохо, — нахмурился я. — У тебя, я так понимаю, нет?

Он кивнул.

— Значит, придётся ножками. Хотя рано или поздно пошлют группу проверить, что с нами случилось, раз на связь не выходим.

— Ага, — закивал Караул, — пошлют через неделю-другую. А то вдруг у вас рация просто сломалась?

Я промолчал, такой вариант не исключался. Личному составу у нас работы всегда хватает.

— Н-да, придётся, видно, прогуляться до вашей базы, — вздохнул свободовец. — Кайфа, конечно, мало, но не бросать же тебя тут. На плече идти сможешь?

Я кивнул. Вспомнил повязку, спросил:

— У тебя бинт ещё есть?
— Вроде осталось немного. А что?
— Надо перевязать. Твоя повязка быстро свалится.
— Я говорил, что я не медик.

Он немного порылся в рюкзаке и протянул мне аптечку. Нашу, долговскую аптечку. Мою или снял с ребят.

— Ну извиняй, — пожал плечами, правильно поняв мой взгляд, — моей не хватило.

Ножом, который всё ещё оставался у меня, я срезал повязку. Рана выглядела скверно, но, по крайней мере, не кровоточила. Одной рукой работать мне было неудобно, и бинтовать пришлось Караулу. Под моим руководством он справился за несколько минут. Я проглотил пару стимулирующих таблеток и вколол себе дозу обезболивающего.

— Слышишь, Дзот, — сказал свободовец, отойдя на шаг, — верни ножик, а?

Я молча протянул ему нож. На самом деле, у меня уже была возможность ударить, когда он перевязывал меня. Но делать этого я не собирался. Не только потому, что без него я не смог бы добраться до базы, но и потому, что он всё-таки спас мне жизнь, и это было бы против правил "Долга". Вообще, по законам Зоны, он должен был считаться теперь моим братом, и я был рад, что он об этом не вспоминал. Брататься со свободовцем - это было бы последнее, что бы я сделал по доброй воле.

— Ладно, — вздохнул он, несколько секунд посмотрев на меня, — оставь пока себе. Сдаётся мне, не ударишь.

Я кивнул и вкинул нож в пустые ножны на поясе. Свой я потерял где-то после схватки с собакой. Не ахти что, но хоть какое-то оружие в Зоне. Да и спокойнее всё же.

— Значит, так, — он сверился с КПК. Мой остался лежать в рюкзаке, который я скинул, отстреливаясь от собак. — До вашей базы километров двадцать пять. Блин, не мало. До вечера точно не успеем. Хотя, может, сталкеры какие-нибудь попадутся, припашем.

Вообще-то, наш патруль можно встретить гораздо ближе. Первый маршрут в этой стороне проходит в шести километрах от Бара, но об этом свободовцу знать совсем не обязательно.

Караул скатал спальники, собрал рюкзак, повесил его на спину и присел рядом со мной. Я закинул руку ему на плечи. Он медленно выпрямился, поднимая и меня. Несколько секунд мы стояли, привыкая к весу друг друга, потом сделали первый шаг. Было больно, но, опираясь на его плечо, я мог идти. Вскоре я освоился и вполне шустро прыгал на одной ноге. Через некоторое время возникла проблема выпитой воды, но я решил её, попросив подвести меня к остову машины, на который я мог опереться, и отойти.

Наш марш-бросок, к нашей радости, закончился гораздо быстрее, чем мы думали. Часа через три, взяв штурмом очередной холм и очень устав, мы уже подумывали о привале. Вдруг Караул дёрнулся и показал вперёд:

— Дзот, смотри! Чешет кто-то.

И действительно, несколько человек пробирались среди обломков техники в нашу сторону. Было далековато, и я не смог различить кто это, но, кажется, насчитал четверых. Уже тогда у меня возникла надежда, что этот вечер я всё-таки проведу на базе.

— Что-то это мне напоминает, — пробурчал Караул, поднимая оптику. — Блин, точно! Дзот, "Долг"! Ваши!

Значит, всё-таки послали квад проверить, что случилось с нашей группой. А если работает хотя бы один из наших КПК, то ребята смогли засечь наши координаты. Место засады у нас за спиной, следовательно, скоро они будут здесь.

— Знаешь, Дзот, я, наверно, пойду, — засуетился свободовец. — Как-то нет у меня желания с ними встречаться. Не уверен, что они мне будут рады...

Что ж, я вполне понимал его желание. Сняв руку с плеча Караула, я опустился на землю. Достал и протянул ему его нож.

— Оставь на память, — улыбнулся он.

— Ты тоже, — усмехнулся я. У него должен был оставаться мой нож, вытянутый из-за голенища ботинка. Он смутился:

— Блин, вспомнил-таки...

— Да ладно, мне не жалко, ты мне как-никак жизнь спас, — я посерьёзнел. — Я твой должник. А долги в "Долге" всегда отдают.

— Зона - она круглая, — тоже серьёзно ответил он. — Сегодня я тебе помог, а завтра ты лишний раз на курок не нажмёшь. Только вот ещё что... ты там особо имя моё не свети, ладно? Сам понимаешь, слухи быстро расходятся, а ребята могут меня не понять. На фига мне проблемы?

— Ладно, — кивнул я. — Спасибо.

— Пожалуйста, братишка! — засмеялся Караул и едва успел отскочить, когда я попытался достать его прямым ударом. — Удачи!

Я смотрел, как он быстрым шагом уходит к Тёмной долине и молил бога, чтобы не довелось нам встретиться в бою. В какой-то миг он обернулся и помахал мне рукой, я ответил тем же.

— И тебе удачи, брат, — как-то сами собой прошептали губы, и я недоверчиво усмехнулся сказанному.

Тем же вечером мы прибыли на базу. Докладывая о случившемся генералу Воронину, я сдержал слово и не стал называть его имя. "Не представился" — сказал я. Генерал Воронин хитро посмотрел на меня, хлопнул по плечу и усмехнулся:

— Ой ли? Ну, ладно, не представился, так не представился. Повезло тебе, старшина Халецкий. Видно, и там люди встречаются.

— Старшина Халецкий, вам повезло, — сказал мне наш врач. — Ещё немного и вы потеряли бы руку. Но благодаря своевременно оказанной помощи, скорее всего всё обойдётся, хотя лечение займёт немало времени.

— Везунчик ты, Дзот! — смеялся Трем, хлопая меня по плечу. — Это ж надо! Познакомишь как-нибудь?

А я знал, что у этого везения есть имя, и зовут его - Караул, парень из "Свободы".

P. S. Вы думаете, я стал лучше относиться к свободовцам? Ни черта. Они как были, так и остались для меня уродами и отморозками. Я по-прежнему готов воевать с ними до последней капли крови. А Караул... Ну, ведь из любого же правила есть исключения?..

P. P. S.
— Тю! Да шоб свободовец - и трезвы? Дзот, быть таго не можа!
— А я тебе говорю - трезвый!
— Гыть! И куды катицца мир?