V Лит.Конкурс. Проба пера

Струна
(Проза)
Прохладный ветер несет на своих невидимых крыльях редкие капли утреннего дождя, с воем обвивает безмолвные лысые холмы, рвет и уносит далеко за горизонт хмурые тучи. Где - то в дали на горизонте видна согнувшаяся человеческая фигура. Формой она походит на силуэт обрубленного голого дерева, выделяющегося на фоне медленно светлеющего раннего неба. Это мгновение тишины, прерывающееся временами шелестом травы и громкими раскатами грома, звонкое эхо которых моментально проносится по широким просторам долины холмов. Яркая вспышка тонкой нитью пронзила мир, словно божественная стрела.
Пронзила душу, поселив в ней жгучую боль и нечеловеческий ужас.
Старик проснулся в холодном поту. Опять сердце сжалилось в невидимых тесках. Разноцветные круги поплыли в его глазах. За окном шумел ливень, в комнате было темно и холодно. Тяжелые дождевые капли ритмично барабанили по подоконнику.
Старик сел на кровать, смахнул рукою пот со лба. Мучения на миг покинули его, сердце успокоилось, словно море после долгого шторма, а разум поддался забвению. Великая награда – забыть о бесконечном ходе времени хотя бы на мгновенье.
Тени, будто гигантские чернильные пятна, плавно двигались по потолку и опускались к кровати, на которой сидел старик. Придет время, и они исчезнут под яркими лучами утреннего солнца, чтобы снова появится уже следующей ночью. Если конечно она наступит.
Где – то за окном раздалось громкое рычание и визг, - это ночная рысь, бездушная, пораженная осколком еще тусклого солнечного луча, поспешно убегает в края вечной тьмы, где громко ухают желтоглазые совы, сидя на ветках кривых и голых лип. Там где – то далеко в чаще густого леса тускло горит костерок и вечно томится сидящий за ним странник. Мир ночной, - он полон удивительных животных, резких пугающих звуков и глубоких откровенных чувств.
Старик зажег керосиновую лампу и тени загорели в ее ярком свете, словно вялые осенние листья в огне. Воспоминания и мокрые чувства ударили старика в душу. «Открылись мои старые раны”, - промолвил он себе. Кровать скрипнула, словно порванная струна. Старик протянул руки во тьму, где пугливые тени спрятались от ярких лучей его светильника. Секундой ранее он вытащил на свет утопленную во тьме и унынии скрипку. Лишь одна струна, будто та божественная стрела во сне, пронзившая израненную душу старика и внушившая в нее холодный, словно лезвие ножа ужас и невероятную боль.
“Я буду играть своими страданиями, как этой струной…и она будет играть мною вечно ” – раздался трубный голос в голове у старика и растворился вскоре звонким, словно тишина эхом.
Он снова погрузил во тьму руки и достал из нее проржавевший и испорченный временем смычек, - “Он также постарел, как и я” – подумал старик. И снова его разум одурманился бесконечным потоком холодных и мокрых мыслей, приносящих в сердца и души многих страдания и боль.
Восход солнца сопровождался фанфарами просыпающихся птиц и зверей. Покой тишины был нарушен частым чириканьем сонного воробушка . Он сел на подоконник старика, словно неся важную весточку, воробушек настойчиво стучался маленьким клювом в окно. Старик не услышал этого. Он давно ушел в долину одиноких холмов, взяв с собой в долгую и трудную дорогу однострунную скрипку. Он больше никогда не вернется домой.
Согнувшись в цепких объятьях холода, старик упорно шел вперед. Его сутулая фигура походила на кривое дерево, срубленное многими ушедшими в бесконечность веками и столетиями. Скрывая своим немощным и слабеющим телом скрипку от проливного дождя и ветреного бурана, старик боролся с холодными мыслями и побеждал. И наградою было забвение. Свобода мыслей улетела в небытие, словно облачко пыли, гонимое слабым ветерком. Дом и очаг, где до сих пор горел одинокий светильник, остался далеко позади. Обитель старика была также далекой, как и костер, свет которого тускло горел в лесу удивительного мира теней.
Усталость закрадывалась в ноги старик, но он гнал ее, будто охотник дикую лань, и шел дальше. Боль закрадывалась в его душу и резала ее, словно нож, облитый жгучей отравой, но старик душил ее, как ядовитую змею.
Разные мысли, без умолку роящиеся у него в голове, вели его кривой дорогой времени в прошлое, но и их старик заставил умолкнуть, поддав забвению свой ум.
Его рассудок был свободен, как некогда. И мир грез, полный ужасов и соблазнений покорил душу и разум старика.
Безмолвные холмы сменились бескрайной каменной площадью. Город грез – земля, закованная в бетон разврата, блуда и греха. И нет ей начала – нет и конца.
И по земле той ходили страшные убийцы и душегубы, бездушные, как раненная ярким светом ночная рысь.
Блудницы разгуливали там, и с языков их капал яд. Там воры, нищеты боясь, в покровах тишины и ночи, крали все, что взор порочит. Там год за годом шла война, причина которой в потоке времени усохла. И канавы кровавых слез, будто аорта в сердце старика от горя разбухала.
Там безрассудные свой разум, утопив в густом тумане мыслей, предавали души забвению и покорялись времени послушно.
Старик, ослеп, оглох и онемел. И мир пороков его поглотил.
Онемелыми руками старик дотронулся смычком единственной струны на скрипке. Его жизнь висела на ней вечность, ее огонь грел ему душу и успокаивал больное сердце. Прикосновение, как один миг между прошлым и будущим осталось в заключении времен. И все пороки существования, оскалив зубы, набросились на старика безжалостно. И небо, затянутое дождевыми тучами пробила яркая молния. И осветился лес ночного мира